Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана

А бидон молока для такого жаркого дня выглядит куда как соблазнительно! Это парное молоко дневного удоя. Доярки завезли его прямо с пастбища. Они везли восемь полных бидонов и один неполный. Этот неполный они сняли с машины и передали сюда. Это списанное с дневного плана молоко. На него составлен какой-то протокол. Кто-то его сдал и кто-то принял. И вот оно стоит в прохладной ямке, дожидаясь работающих на лугу людей. Из бидона его наливают в кувшин, а из кувшина — в кружки. А к молоку прилагаются пироги с творогом. Это круглые румяные пироги по названию ватрушки. Они лежит стопками на клеенчатой скатерти, растянутой прямо на скошенном лугу. Когда вы съедаете одну ватрушку, вам говорят: «Еще ватрушечки не желаете ли?» и придвигают к вам другую, а потом третью и четвертую. Кто придвигает? Молодушки придвигают. Им так и крикнули: «Ау, молодушки! Бросайте грабли — ватрушки стынут!». И они оставили возле длинных валков сена свои конные грабли вместе с лошадьми, а сами сгрудились вокруг ватрушек и молока — все дородные и налитые, в тонких летних платьях.

Но я не смотрел на их платья. И даже на то, что эти платья облегали, не смотрел, хотя облегали они кое-что весьма достойное внимания, молодое, горячее и стройное. Не смотрел я на их полные груди и мягкие влажные рты с белыми зубами, жующими ватрушки. И в глаза их тоже не заглядывал, полные заманчивых женских тайн, хотя останавливались они на мне и на моих двух парнях с лукавым любопытством. Мимо них я смотрел. На этот счет можете быть спокойны. На скошенный луг я смотрел. Это был большой луг, уходящий в сторону от дороги неведомо до каких пределов. Двадцать семей могли бы разместиться на нем со своими хозяйствами, питаясь его соками. И каждый убрал бы свою долю травы за какую-нибудь неделю — так удобен он был для косьбы, лишенный камней и бугров. А они сколько тут провозились? Как! Всего одни день? Сегодня начали и сегодня кончат? Армия сенокосилок вышла на заре? «Коси, коса, пока роса»? И успели? Да. «Роса долой — и коса домой». И все те растущие вдали стога начаты сегодня? Да, да, сегодня. И кончат их сегодня. Иначе нельзя. «Денек-то уж больно погожий. Грешно такой упустить. Заранее спланировали — всем миром навалиться, пока дожди не подоспели. Зато сенцо что твой порох, просохло вмиг, и свежий дух в нем сохранен. Будет чем полакомиться зимой буренушкам нашим».

Это молодушки так разъяснили. Но я не смотрел на молодушек. На этот счет можете быть спокойны. Что мне молодушки? И когда в деревне Веретенницы мы стояли еще час, принимая дополнительный груз чесаного льна с другого опытного поля, я опять не смотрел на молодушек, хотя и там их было немало. А две из них даже сели на кромку кузова рядом со мной. На Россию я смотрел, впустившую меня еще глубже в свои необъятные недра, а не на молодушек. Россия меня интересовала и всякие там вопросы мира и дружбы, а не молодушки. Не надо мне никаких молодушек на свете, когда у меня есть вы». Такими заверениями успокаиваю я свою женщину, приехав к ней в колхоз из Ленинграда. И, выслушав меня, она отвечает с радостью: «Ну, если так, то я согласна».

На станцию Лоховицы мы прибыли в пятом часу. Кивнув на прощание молодушкам, я пожал руки обоим парням. Один из них указал мне на переезд через линию железной дороги и пояснил:

— Вот так прямо и пойдете. А дорога здесь одна.

Я сказал ему «спасибо», но так прямо идти не торопился. Не мог я так прямо пойти, не заглянув на станцию, которую столько дней искал. Ведь там, внутри, висело расписание, где было указано, когда идет поезд на Ленинград. Но как было подобраться к этому расписанию, чтобы не вызвать удивления у них? А парень заметил мои колебания и сказал:

— Вы не туда смотрите, я вижу. Или вас этот поселок тоже интересует?

Я знал, что меня интересует, но на всякий случай ответил:

— Да, тоже…

А он посоветовал:

— В таком случае возьмите да и задержитесь в нем, сколько вам нужно. Семена потерпят. А поселок действительно любопытный, хотя бы потому, что растет не по дням, а по часам благодаря новым кирпичным заводам. Это даже не поселок теперь, а скорее городок, особенно вон в той части, где все новое. Вот пойдете — и увидите.

Я пошел и увидел. Но, идя и видя, я все оглядывался, выжидая момент, когда их машина отойдет от станционного склада. А она не хотела отходить. Я ходил по разным улицам и снова выходил на ту, с которой видна была станция, а машина все стояла, не пуская меня к станции. И я опять ходил и ходил, просунув палец под бечевку пакета с древесными семенами.

Огромные красные трубы кирпичных заводов дымили в километре от поселка, оттянув на себя небольшую ветку от моей железной дороги. Но дорога от этого не нарушались, надежно протянувшись до самого Ленинграда. И мне оставалось только сесть в поезд, чтобы оказаться там. Но в какой поезд — это я мог узнать на станции. Поглядывая в ту сторону, я продолжал свою прогулку.