Другой Путь

Захар как-то высказал догадку, что там – в будущем – научились если не путешествовать во времени, то хотя бы передавать информацию, что должно быть, наверное, легче. И если так, то, видимо, там я стал участником какого-то эксперимента, позволившего мне отправлять информацию самому себе в прошлое? Но тогда выходило, что при малейшем изменении моей судьбы я уже не должен был попасть в число участников того эксперимента! Мы ведь бросили учебу, мы так сильно уже изменили свое будущее, что я никак не мог принять участие в этом эксперименте, и связь между мной там и мной нынешним должна была оборваться! Но я все еще видел будущее. Правда, не себя в нем – поэтому сказать что-то конкретное не мог. Возможно, любая дорога в этой жизни приводила меня к некоему промежуточному перекрестку, на котором я при любом развитии событий оказывался в числе участников неведомого научного опыта?

Это была единственная наша догадка, её я и озвучил перед Вороновым.

– Плохо быть неучем, – посетовал Геннадий Иванович. – Но еще хуже довериться неучу. Ты уверен, что твои способности тебе не откажут в самый критичный момент?

– Не уверен. Но и то, что я уже знаю – это очень много.

– Трудно не согласиться, – Воронов поджал и без того тонкие губы. – Значит, выбора на самом деле у нас нет? Что ж, нам ли привыкать – действовать в стесненных обстоятельствах? Будет так, как должно быть! А сейчас идемте пить чай, хоть мне и интересно узнать все будущее в деталях, но дважды рассказывать незачем. Подождем Георгия.

Мы вернулись к столу и минут сорок разговаривали ни о чем – Захар восторгался чудесностью дачного места, Изотов задумчиво щурился, а я пил чай, изредка отвечая на вопросы хозяина о том, что нам удалось накопать в справочниках об отечественной экономике. О перекосе в сторону тяжелой индустрии и странным образом несовпадающих цифрах в планах пятилеток.

Наш неторопливый разговор прервала трель телефонного звонка. Воронов снял трубку телефона, обнаружившегося в тумбочке, стоявшей у хозяйского кресла:

– Да, Женя. Подъехал? Ну и чудесно, проводи Георгия Сергеевича к нам. А водителя его чаем напои. Нет, больше никого не ждем. Спасибо.

Он положил трубку и обратился к нам:

– Ну вот, товарищи, скоро все и решится. – По голосу было заметно, что Воронов волновался едва ли меньше нашего.

Я ждал явления какого-то Кащея Бессмертного, что чахнет над златом, профессора Мориарти, дергающего за тайные ниточки, но Женя привел по знакомой нам дорожке улыбчивого старика примерно того же возраста, что и Воронов с Изотовым.

– Вот куда ты забрался, Гена! – обрадовался прибывший появлению на крылечке беседки Воронова. – А мы со Стасом чуть было не заблудились. Представляешь?

– Приветствую тебя, Георгий! – Хозяин обнял Павлова, словно был тот тем самым блудным сыном, вернувшимся от чужих берегов. Если мне не показалось, то они даже поцеловались! – Скрипишь еще? Не собираешься вслед за благодетелями?

– Нет, Геннадий, пусть уж они все раньше нас уйдут, а мы посмотрим, как это – без них жить?

Они оба рассмеялись чему-то своему.

– Какой у тебя здесь чудесный лес, – восхитился Павлов.

– Реликтовый! – Довольно сощурился Геннадий Иваныч. – Наврали, наверное, какие из сосен реликты?

Он повернул Павлова к нам спиной и показал рукой куда-то вдаль:

– Вон видишь, сосна стоит? Там на боку какой-то умник ножиком наковырял: «Евстахий, 1772»! Двести лет назад!

Я склонился к уху Изотова и спросил:

– Кто это?

– Это настоящий хозяин партийных денег, – шепотом ответил Изотов. – То, что осталось Кручине – крупица по сравнению с возможностями этого человека. Он десять лет сидел на валютной кассе партии, старался приумножить и неплохо в этом преуспел. Может быть, это единственный в Союзе человек, что-то понимающий в капиталистической экономике. Если бы наш дорогой Леонид Ильич не раскидывал деньги направо и налево…

Он замолчал, потому что хозяин с гостем повернулись к беседке.

– Да, Геннадий Иваныч, и не говори. – Жаловался Павлов. – Хожу – оглядываюсь: не сыплется ли из меня песок? Ха-ха-ха… А ты как?

– Да так же. Годы – они сомнительное богатство. Курсирую между ЦКБ[11] и дачей. – Поддерживая гостя под локоть, Воронов повел его к нам. – Эскулапы говорят: еще лет десять протяну, если поберегусь. Вот и берегусь. Стараюсь не волноваться, дышу сосновым лесом, гуляю много. Да. Каждое утро по пять километров. Женя следом ходит, брюзжит, а мне и то развлечение.

Они вошли и остановились. Безо всякой команды мы дружно поднялись со своих мест. Павлов быстро и внимательно оглядел присутствующих, улыбнулся каждому. Его взгляд чуть задержался – на мгновение, не больше – на Валентине Аркадьевиче, и мне показалось, что он узнал Изотова.

– Ой, Гена, про болячки лучше и не говори. Ты представишь меня компании?