Я, естественно, исполнил на гитаре все, что вспомнил из двадцать первого века, удивительно мало, кстати. Заодно и ненаписанные еще песни Кино, Алисы, и прочих Сукачевых. Если бы захотел, то в благодарность получил бы и тройничок, и вообще все что хочешь. Компанию нам составили девчонки из нашей школы. Они были глубоко тронуты моим проникновенным исполнением неведомых песен. Но я коварно разбудил их утром и утащил домой, делать приборку к приезду мамы.
– Коленька, я понимаю, ты из армии- начала воспитание мама- но я умоляю, будь сдержаннее.
Я в это время варил в турке для мамы кофе, и следил чтоб не закипело и не сбежало. Поэтому только хмыкнул.
– Что ты хмыкаешь? Сначала я переживала, что парню четырнадцать лет, а он до сих пор ходит нецелованый. Потом боялась, что в один прекрасный момент ты заявишься с какой-то фифой и скажешь, что вы решили пожениться. А сейчас с ужасом представляю, что однажды в дверь мне позвонить зареванная деваха, и принесет в подоле!
Я разлил кофе по чашкам, подвинул маме сахарницу.
– Мамуль, ну я же не зверь какой, девиц тебе в зубы загонять.
– Вот как дам щас! Остолоп!
Вообще то, первое что сделала мама, убедившись что у меня руки-ноги на месте, и видимых повреждений не наблюдается- позвонила на работу. И доложила что в городе. Ну, режимное предприятие, то, се. Она занимает серьезную должность, и имеет репутацию человека безжалостного и отмороженного. Про неё по городу бродит баек больше, чем про начальника стройки. Как настоящих, типа той, что готовя приказ по управлению, она снебрежничала с планом перевозок. В результате на всех досках приказов некоторое время висел документ, изготовленный типографским способом. В нем, черным по белому, были написаны, в том числе, транспортные маршруты. И номером один – «Горком- на свалку». Все конечно знали, что рядом с Горкомом Партии начинается выемка грунта, что будут свозить и сваливать рядом с городской свалкой. Но вся стройка ржала и говорила, что Николаевна дала перцу! А ходят и чистые апокрифы. Что когда Славский привез какого то партийного хмыря, с требованием ударно сдать досрочно, она, прям на партийной конференции встала, и попросила улучшить снабжение рабочих, а потом от них что то требовать.
На самом деле, на совещании в узком кругу, главные начальники менжевались, а маманя наивно – недоуменно спросила, – а что, после всех происшествий, появился метод ускоренного затвердения бетонного раствора? Технология монтажа настолько непродуманна, что можно нарушать технологическую дисциплину? Проектант готов за это ответить? С чем идеи досрочно ускорить, с удовольствием отвергли.
Я потом, много позже, разговаривал с участниками того совещания. Их была всего дюжина, не считая министра и инструктора ЦК. Так что знаю подробности.
Тем не менее, мне заранее жаль девицу, что решиться женить меня на себе залетом. Маманя сожрет её с костями.
Может от этого я, в прошлой жизни, и уехал аж в Обнинск. Ругаться с мамой было неохота.
Это сейчас я понимаю, что мама- та самая деревенская девчонка, что закончив техникум в Армавире, вытащила счастливый билет- комсомольскую путевку на Всесоюзную Ударную Стройку. Как полагается – в жопе мира, осуществляемую расконвоированными зеками. И, встретив там отца, его от себя уже не отпустила. Зубами, ногтями, и всем, чем можно, выгрызая себя из деревни. Имея маленького меня, умудрилась заочно закончить Политех. Отец ей делал задания по вышке и сопромату. Но тем не менее.
А так – очень красивая у меня мама. Сейчас ей сорок шесть. Хрупкая, большеглазая, с роскошными волосами. Только властная складка у губ намекает, что она не какой ни будь сотрудник НИИ или зав библиотекой.
Мы пили кофе, и я рассказывал, как намерен дальше поступать. Мама не спорила. Очевидно обрадовалась, когда я сказал, что думаю доучиваться в Питере. Поворчала, когда услышала, что я намерен стать финансистом. Подумала, и сказала – а что, оно верней. Не смогла не съехидничать.
– Коль! А вот Сурков привез маме благодарственное письмо, от командования части. А ты что же?
Она прекрасно знакома с моими друзьями. А Сурков, оказывается, вернувшись, сразу ей отзвонился.
– Я мам, разжалован из ефрейторов в рядовые. За длинный язык.
И тут мы с мамой заржали. Она прекрасно знает армейский фольклор, специфика работы, и согласилась, что я не посрамил.
А дальше мы уже просто обсуждали новости, и как бы забрать бабушку, ведь не поедет, упертая. И откуда у тебя дорогая одежда? Я дам тебе денег, отдай Иве, нечего в долг жить.
Позвонил Сурков, он поехал в Судак. Узнав, что мама вернулась, попросил её к телефону, и минут пять мама с ним о чем то хихикала, пока я делал кофе.
А потом до поздней ночи мы просто сидели на кухне и болтали. Оба понимали, что в следующий раз так же посидеть доведется не скоро, и искренне наслаждались общением.