Другой взгляд на Сталина

И примерно в то же время внутри руководства партии возникли две группы ревизионистов, которые начали плести интриги, клянясь в верности Сталину. Две ревизионистские фракции составили группа Берии и группа Хрущева, которые, тайно подрывая итоги трудов Сталина, ожесточенно боролись между собой.

После того как Берия был расстрелян Хрущевым вскоре после смерти Сталина в 1953 году, можно было предположить, что он был противником хрущевского ревизионизма. Такую позицию занимал Билл Бланд в хорошо обоснованном исследовании о смерти Сталина{859}.

Однако свидетельства из других источников сообщают диаметрально противоположные данные о том, что Берия придерживался крайне правых позиций.

Например, сионистский автор Тадеуш Виттлин издал биографию Берии в тошнотворном духе Маккарти. Вот образчик его писания: «Диктатор Советской России смотрел на своих людей сверху вниз, как если бы он был новым безжалостным богом миллионов людей»{860}. Буквально. Но, представляя идеи, разрабатывавшиеся Берией в 1951 году, Виттлин заявляет, что он хотел ввести частное предпринимательство в легкой промышленности, «усовершенствовать колхозную систему» и «вернуться к подходам досталинской эры, к НЭПу». «Берия… был против сталинской политики русификации нерусских народов и республик». Берия хотел «лучших международных отношений с Западом», а также «намеревался восстановить отношения с Тито»{861}. Такие похвалы «разумной политике» Берии выглядят как нечто из ряда вон выходящее, когда появляются из-под пера антикоммуниста. Токаев, тайный противник коммунистов, заявлял, что в 30-е годы он знал Берию и кое-кого из его окружения «не как слуг, а как врагов режима»{862}. Гардинашвили, один из близких сотрудников Берии, имел тесные связи с Токаевым{863}.

Хрущев, в интересах которого было показать Берию как ближайшего помощника Сталина, писал:

«В последние годы жизни Сталина Берия привык выражать свое неуважение к Сталину все более и более открыто»{864}.

«Сталин боялся, что он может стать первым человеком, которого Берия захочет убрать»{865}.

«Иногда казалось, что Сталин боялся Берии и был бы счастлив отделаться от него, но он не знал, как это сделать»{866}.

Надо вспомнить и мнение Молотова. Он и Каганович остались единственными вождями, верными своему революционному прошлому.

«Я не могу исключить возможности, что Берия способствовал смерти Сталина. Я почувствовал это из того, что он говорил. Майским днем 1953 года на трибуне Мавзолея он делал такие намеки. Он искал соучастников-единомышленников. Он сказал: „Он исчез благодаря мне“. Он пытался впутать и меня. „Я спас вас всех“»{867}.

«Я рассматриваю Хрущева как представителя правого крыла, но Берия был намного правее и даже более прогнивший»{868}.

«Бесспорно, что Хрущев был реакционером и сумел проникнуть в партию. Конечно, он не верил ни в какой коммунизм. Я считаю и Берию врагом. Он пролез в партию с пагубными целями. Берия был человеком без принципов»{869}.

В последние годы Сталина Хрущев и Микоян явно скрывали свои политические идеи, чтобы занять лучшие позиции при дележе наследства Сталина.

Презрение Хрущева к Сталину ясно проглядывает в его мемуарах:

«По моему мнению, это случилось во время войны, когда Сталин начал страдать преувеличенным самомнением»{870}. «В конце 1949 года болезнь начала захватывать разум Сталина»{871}.

Энвер Ходжа отмечал нетерпение Хрущева в ожидании смерти Сталина. В своих мемуарах он упоминал о разговоре с Микояном в 1956 году:

«Микоян сам рассказал мне… что они вместе с Хрущевым и их помощниками решили совершить покушение на Сталина, но позже, по словам Микояна, они отвергли этот план»{872}.

Сталин против грядущего хрущевизма

Знал ли Сталин об интригах, которые готовили ревизионисты, окружавшие его?

Основной доклад, представленный Маленковым XIX съезду в октябре 1952 года, вместе с книгой Сталина «Экономические проблемы социализма», опубликованной по тому же случаю, показывал, что Сталин был убежден, что новая борьба против оппортунизма и новая чистка партии стали необходимыми.

Доклад Маленкова нес на себе печать Сталина. Он защищал революционные идеи, которые были демонтированы Хрущевым и Микояном четырьмя годами позже. Он подверг ожесточенной критике определенные тенденции в экономике и жизни партии, тенденции, которые будут навязаны советскому обществу хрущевским ревизионизмом в 1956 году.

Во-первых, вспоминая чистку 1937–1938 года, Маленков отмечал: