Друид

Лагерь атаковали со всех сторон одновременно. У тенктеров и узипетов не было ни малейшего шанса на спасение. Солдаты Цезаря не могли ослушаться приказа, отданного им центурионами, — они устроили настоящую резню. Германцы в панике метались между легионерами, которые хладнокровно убивали их, используя все виды оружия — лезвиями мечей отсекали головы и руки, пилумами пронзали людей насквозь. Никто из находившихся в лагере узипетов и тенктеров не пережил этот кошмар. Некоторые германцы, в основном женщины и дети, смогли на какие-то жалкие мгновения продлить свою жизнь, попытавшись спастись бегством, но их в конце концов ожидала та же участь, что и остальных. Центурионы отдали приказ преследовать убегающих и не щадить никого. В тот день римляне уничтожили два народа. С хладнокровной жестокостью легионеры беспощадно убили триста тысяч германцев.

Скорее всего, именно на такой исход противостояния с тенктерами и узипетами и рассчитывал Цезарь, когда ответил загадочной улыбкой на вопрос Лабиэна о том, как он собирается решить проблему с германцами, переправившимися через Ренус.

Когда все было кончено и легионеры вернулись в свой лагерь, они разделились на две части. Одни радовались тому, что сражение против германцев, которых они так боялись, уже позади и победа досталась им малой кровью — римляне понесли минимальные потери, — другие же не могли побороть чувство стыда и называли состоявшуюся битву не честным боем, а кровавой резней. Я был потрясен до глубины души и долгое время не мог сказать ни слова.

Когда Ванда узнала о том, что римляне безжалостно вырезали племена узипетов и тенктеров, она потеряла сознание. Всю ночь я сидел рядом с ней и поил свою возлюбленную теплым отваром из трав, надеясь, что силы скоро вернутся к ней. Мне казалось, что она совершенно выбилась из сил. Известие о событиях в лагере германцев настолько потрясло Ванду, что я начал опасаться за ее рассудок. Я неустанно просил ее поговорить со мной, но она не произносила ни слова.

Когда Цезарь вызвал меня к себе, чтобы продолжить диктовать свой четвертый отчет о Галльской кампании, я знал, что мне придется надолго отлучиться, поэтому велел Криксосу ни на шаг не отходить от Ванды. В канцелярии проконсула тоже царило подавленное настроение. Мнения тех, кто помогал Цезарю одержать победу на информационном фронте, разделились. Никто даже не попытался возразить, когда проконсул велел зафиксировать следующие цифры: количество убитых германцев — четыреста тридцать тысяч, количество погибших легионеров — нуль. Мне было все равно. Если у сенаторов и патрициев — а потом и у наших потомков! — возникнут сомнения относительно этих данных и такой странной победы, то наверняка встанет вопрос, насколько достоверны остальные сведения о войне в Галлии, полученные от Цезаря.

Конечно же, проконсул был вынужден преувеличить количество уничтоженных его войсками узипетов и тенктеров, чтобы в Риме всем стало понятно: на карту было поставлено существование Римской империи. Но как он собирался объяснить тот факт, что послов взяли в плен без всякой на то причины, пренебрегая всеми нормами военного права?

По-видимому, все эти вопросы мало заботили Цезаря. Он думал только о том, как укрепить свою власть в Галлии. Не следовало забывать, что он был римлянином и, как и всякий римлянин, считал, будто его притязания на мировое господство вполне правомерны. Поэтому Цезарь нисколько не сомневался в том, что он имеет гораздо больше прав, чем другие люди. Кроме того, проконсул принадлежал к роду Юлиев, которые якобы происходили от бессмертных богов, во всем им покровительствовавших, а значит, сами могли устанавливать правила и нарушать их. Цезарь не видел никакого противоречия в своих действиях, когда он сначала уничтожил один народ за то, что посланная для проведения переговоров делегация римлян была вероломно захвачена в плен, а затем сам попрал все нормы права и без всякой на то причины отдал приказ схватить германских послов, чтобы иметь возможность вырезать еще два племени, не способных оказывать сопротивление, поскольку все их вожди оказались в руках римлян.

По логике проконсула римляне могли пренебрегать любыми законами и в то же время требовать от варваров, чтобы те строго придерживались их. А нормы, считавшиеся обязательными для любого римлянина, были неприменимы к одному из Юлиев. А именно к Гаю Юлию Цезарю.