— Ух ты! — Гарри обеими руками взял скейтборд и принялся его рассматривать. Скейтик был просто идеально подогнан по размеру Люси: высота, ширина, длина, всё как надо, а ещё он был ручной, штучной работы.
— Здорово, Драко, ты сам сделал?
— Ну, э-э-эээ… — ага, и покраснел-то, покраснел Драко и руки за спину прячет. Очень красноречивое признание. Гарри улыбнулся:
— Спасибо, Драко, пошли к Филчу. Люси просто должна его опробовать!
Пришли к старику завхозу, Гарри поставил скейт на пол, а на него осторожно положил черепашку. Сначала ничего не происходило. Люси лежала, втянув лапки и голову в панцирь, потом медленно высунула мордочку и подозрительно осмотрела ближнее пространство, вытянула и наклонила голову, разглядывая досочку. После чего, очевидно, что-то поняв, она, к вящей радости ребят, выпростала из панциря правую лапку и уперла её в пол, оттолкнулась и покатилась! Гарри и Драко на четвереньках поползли следом, бережно страхуя черепашку и аккуратно притормаживая её у стены. Тормозить и поворачивать Люси не умела, а может, не знала, как это делается. Миссис Норрис серой пушистой статуэткой сидела на столе и круглыми глазами смотрела на происходящее, а на топчане тихо, по-доброму, от удовольствия посмеивался старый Филч.
Тридцать девятая глава. Как расправиться с боггартом?
Мистер Люпин пока никак не проявлял себя, ни как учитель, ни как старинный семейный друг Поттеров. Гарри натыкался на него пока только в Большом зале, на обедах-ужинах. Тогда, исподтишка разглядывая Люпина, Гарри пытался понять, какие чувства он вызывает. Чувства были разные, и самым сильным из них была обида. Ведь помимо дяди и никогда не виданной, незнакомой девочки Шарлотты Бименс были ещё и другие люди, занимающиеся благотворительностью. Его собственная тётя по субботам уходила к подругам, и Гарри иногда шел с ней в качестве носильщика, если тётя брала вещей больше обычного. Эти вещи — старые игрушки Гарри и Дадли, которые они переросли, одежда, из которой они выросли, ставшая ненужной посуда и какие-то тряпки. Всё это тщательно перебиралось, чинилось, стиралось и распределялось по домам причастия и Армиям Спасения. И во время таких женских посиделок Гарри всласть наслушивался всяких историй о том, кто кому помогает, кто чем отплатил и тому подобное. Все эти истории сводились к одному, а именно — никто не брошен и не забыт. История Дика Тревиса, племянника миссис Берч, служила ярким примером тому: отец был пожизненно заключен в Ньюгейте, мать сошла с ума и находилась в Бетлемской королевской больнице на принудительном лечении. Дика, пока был маленький, воспитывала тётка, а последние десять лет Дик сам обеспечивает свою матушку, ибо вырос, выучился на врача и твердо встал на ноги. И ведь благодарный же парень оказался, тётушку Мэгги Берч он до сих навещает, Гарри несколько раз его видел — крепко сбитый, коренастый молодой человек с каштановой бородкой — и не скажешь ведь по нему, что мать у него чокнутая, а отец вечный зэк.
А от Люпина за все эти годы ничегошеньки не было, ни открытки на Рождество, ни пары фунтов стерлингов на день рождения, да хоть привета какого-нибудь вшивого и того не было. Иногда Гарри осаживал себя, мол, не дело придираться к человеку, который тебе ничем не обязан и ничего не должен, но… обида уже поселилась в сердце и никак не желала оттуда вытравливаться. Потому что так нельзя, если ты друг семьи, то изволь соответствовать. Сам Римус Люпин тоже не делал никаких попыток сблизиться с Гарри, он только и делал, что отъедался да отсыпался. Во всяком случае, к четвергу, к первому уроку с третьекурсниками, он выглядел куда здоровее и полнее, чем при первом знакомстве в поезде.
Урок защиты почему-то начался в учительской, куда они пришли вместе с новым профессором. В учительской в одном из кресел у камина сидел с книгой профессор Снейп. Услышав шум, он оторвался от книги и обернулся к вошедшим ученикам, те нестройным хором поздоровались с зельеваром. Профессор коротко кивнул им, смерил пристальным взглядом высокую и чуть сгорбленную фигуру Люпина, презрительно скривился и покинул помещение. Правда, на пороге притормозил и бросил убийственную фразу:
— Учтите, Люпин, ваш так называемый урок кое-кому может не понравиться.
После чего он аккуратно прикрыл дверь и оставил их в оглушительной тишине. Студенты настороженно замерли, с тревогой озираясь по сторонам, как-никак профессора Снейпа они три года уже знали и прекрасно понимали, что Северус Снейп ничего плохого никогда не посоветует и не сделает. Тогда как Люпин был величиной новой и неизвестной. Люпин кашлянул, снял с себя драный бежевый плащ, повесил на вешалку и отошел к небольшому гардеробу, который при его приближении почему-то затрясся и задрожал, словно что-то или кто-то внутри него заметалось и начало бросаться на стенки и дверцы. Студенты в страхе уставились на гардероб, Люпин снова кашлянул и миролюбиво произнес:
— Там всего-навсего обычный боггарт. Так что боятся нечего.