Дружественный огонь

Не только из-за голода и усталости, но, скорее всего, от скуки она машинально съела целую плитку шоколада, и во рту осталось противное послевкусие. Не следовало ей в самолете отдавать свой завтрак молодому человеку, как будто он был ее мужем. Предстоявший второй перелет был недолгим, а потому компания не предлагала пассажирам настоящую еду, так что не лучше ли сейчас подкрепиться горячим? Несколько минут – и она сделает это в кафетерии. Без проблем. А затем сможет растянуться на одной из скамей, окружавших закрытое до сих пор место отправления. Лицом к дверям. Конечно, все это не подобало делать взрослой женщине из обеспеченного круга – лежать, подобно бродяжке, на деревянной скамье аэропорта, но она была здесь одна, и если кого-нибудь заденет, что она расположилась вот так, она, конечно, сразу почувствует это и просто сядет.

Скамейка тверда, а у нее с собой нет ничего, что можно было бы подстелить. Что ж… тогда она вернется пока к чтению. Автор явно оказалась не в силах заинтересовать читателя внутренними страданиями героини, а потому (что предсказуемо) прибегала к описанию внешних неприятностей, начинала запутывать и усложнять сюжет. Внезапно возник некий секретный агент, надменный и крутой любовник, – прием, который должен был бы поддержать падающий читательский интерес, но, похоже, эта задача была новому персонажу не по плечу. Веки Даниэлы с каждой секундой наливались тяжестью, и она быстро заложила посадочным талоном последнюю недочитанную страницу, засунула книгу в сумку, из последних сил, не захлопнув, швырнула ее на пол, и неизвестно, что произошло раньше – содержимое ли сумки вывалилось наружу, или глаза Даниэлы сомкнулись в одолевшем ее сне.

Усталость, наконец, одолела одинокую женщину, вытянувшуюся вдоль скамьи рядом с местом посадки. Несмотря на некомфортабельные условия, сон ее был глубок и спокоен, и пассажиры, прибывавшие с каждым часом, не требовали, чтобы она прервала свой сон. Время от времени она слышала приглушенные голоса, говорившие на европейских языках, в привычное течение которых врывались странные африканские наречия, но это не заставляло ее открыть глаза, чтобы посмотреть, какого цвета – белого, черного или коричневого люди, окружавшие ее со всех сторон. Все они желали ей добра. Мягкая улыбка скользила по ее лицу. Муж, где-то далеко скучавший по ней, превратился в ее сновидении во множество мужей, абсолютно таких же, но чужих… и все равно очень, очень милых.

13

Издалека Яари увидел сына, который ожидал его у закрытых ворот стройплощадки. На нем был короткий, цвета хаки, бушлат, точно такой же, какой когда-то носил он сам, но только не полученный с воинского склада, а сшитый на заказ, на фабрике… Догадываясь, что сын не захватил с собой каску, он достал пару своих из багажника автомобиля; желтую протянул сыну, оставив себе старую, с камуфляжной раскраской. Свою он тут же надел. Отомкнув замки и открыв ворота, они быстро отправились на головной участок, где достраивающаяся часть здания еще не была окончательно завершена. Старший прораб, в обязанности которого входило сохранение в секрете окончания всех работ, радушно пожал им руки и повел их к шаткому желтому подъемнику, больше всего напоминавшему клетку для кур – командовали им двое суровых китайцев; поднималось это сооружение осторожно, с тихим повизгиванием и скрипом, прямо к серым балкам на самом верху, пока пассажиры сквозь проволочное ограждение всматривались, как мартышки, в завесу из дождя, затянувшего все до самого горизонта.

– Ты здесь не замерз? – спросил Морана подрядчик.

– Если не замерз мой отец, – улыбаясь ответил Моран, – неужели я…

Яари возразил: «Э, парень! Я – это я. А ты – это ты».

В этот момент кабина лифта без предупреждения остановилась, задрожав. Выйдя, они выбрались на бугристую площадку, усыпанную строительным мусором, и заглянули в темную бездну лифтовой шахты, в которой тот же строительный мусор перемежался змеившимися металлическими тросами и кабелями. Яари встал на колени и стал обследовать шахту, расспрашивая инспектора о трещинах и дырах.

– Я уже получил свою долю неприятностей от дрянной работы шахтостроителей, возводя небоскребы в западной части города, и если что, то я несу ответственность только за сами лифты, но не за шахты. Подобные вам владельцы недвижимости, как вы легко можете себе представить, всегда поддержат меня, если разговор пойдет о борьбе с вездесущим ветром.

Моран достал металлическую мерную ленту и вытянул ее по верху шахты. «Осторожно здесь, – крикнул ему отец, – держись подальше от края». Вспышка сладостного воспоминания вернула его вспять, на тридцать лет назад, к ночи, полной страсти, результатом которой и стал его сын. И что это была за реплика об «истинной страсти», что она имела в виду там, в аэропорту, когда они расставались. Была ли то несбывшаяся мечта женщины, уже, увы, немолодой, и скрытый вызов мужчине, который сражался за возможность предаться любви в дни, предшествующие ее отлету?