Дружество Кольца

«Ах! Золотеют осенью крылья на ветру, долгие годы несчетны, как крылья деревьев. Долгие годы прошли, как быстрые глотки сладкого меда, в пышных чертогах Заокраинного Запада, в голубых, как небеса, палатах Варды, где сами звезды дрожат на небосклоне от ее голоса. Кто теперь наполнит мою чашу? Ныне Варда[7], Королева Звезд, воздела руки на Вечно Белой Горе, и повсюду пролегли облака, и все тропы утонули во мгле. Тьма пала на пенящиеся волны, разделившие нас, и туман затянул навеки самоцветы Калакирии. Теперь утрачен, навек утрачен для всех с востока Валимар! Прощай! Может быть, ты еще найдешь Валимар! Прощай! Может быть, именно ты найдешь Валимар! Прощай!».

Неожиданно река сделала поворот, вокруг поднялись крутые высокие берега, и Лориэн пропал из виду. Увидеть снова этот чудесный край Фродо не довелось.

Оглядываться было больше не на что; теперь смотрели вперед. Может быть, оттого, что солнце светило прямо в лица, на глазах у многих выступили слезы. Гимли рыдал открыто.

— В последний раз в жизни видел я то, что прекрасней всего на свете! — вслух причитал гном. — Отныне я не смогу назвать прекрасным ничего, кроме ее дара! — Он приложил руку к груди. — Ну скажи мне, друг Леголас, зачем я отправился в это проклятое путешествие? Отправился, даже не представляя себе, в чем его главная опасность. Стократ прав был Элронд, говоривший, что не дано нам предвидеть наши пути. Я ведь боялся, боялся пыток во тьме, но преодолел страх. Однако знай я заранее, как мучительна пытка расставания со светом и радостью, клянусь, ни за что не пошел бы! Теперь мне так больно, что хуже не могло бы быть, окажись я прямо сейчас во власти Темного Властелина. Горе тебе, Гимли, сын Глоина!

— Горе всем нам! — откликнулся Леголас. — Горе идущим по путям мира в эти последние дни, ибо такова их участь: находить и терять. Но твоя судьба благословенна, Гимли, сын Глоина, ибо твоя потеря — твой собственный выбор. Ты мог выбрать иначе, но не предал Дружества, а в утешение с тобой вечно пребудет чистая, незапятнанная память о Лотлориэне. Она никогда не померкнет.

— Может быть, — отозвался гном. — Спасибо на добром слове, друг. Не сомневаюсь, ты говоришь искренне, однако это слишком холодное утешение. Память — не то, чего желало бы сердце Гимли, сына Глоина, ведь память не более чем зеркало, пусть даже зеркало чудесное, как Келед-Зарам. Во всяком случае для меня. Возможно, эльфы все видят по-иному — я слышал, будто для вас прошлое длится вечно и больше похоже на явь, чем на сон. Но я не эльф, я гном.

Однако хватит об этом. Смотри, нас вынесло на стремнину, а лодка хоть и нагружена, но не слишком устойчива. Сколь бы ни была велика моя печаль, я не намерен топить ее в холодной воде.

Он схватил весло и стал выгребать к западному берегу, за лодкой Арагорна.

Широкая, быстрая река несла и несла лодки на юг, а по обе стороны открывались все более безотрадные земли. Берега поросли чахлым облетевшим леском. Ветер стих, над Андуином царила тишина, которую не нарушали даже птичьи крики. Клонившееся к западу солнце утонуло в облачной дымке и стало похожим на тусклую жемчужину. Потом пали ранние сумерки, а за ними и серая, беззвездная ночь. Плыли и плыли, стараясь держаться ближе к западному берегу, где маячили казавшиеся призрачными деревья, жадно тянувшиеся к воде узловатыми, искривленными корнями. Уныния добавлял и холод. Фродо долго прислушивался к плеску и журчанию воды, пока наконец не уронил голову на грудь, провалившись в беспокойный сон.

Глава 9 Великая Река

Когда Фродо проснулся, разбуженный Сэмом, он с удивлением обнаружил, что завернут в теплые одеяла и лежит вовсе не в лодке, а в густой рощице на западном берегу Андуина. Сквозь голые ветви проглядывалось серое небо: уже светало. Гимли хлопотал возле маленького костра.