Дружина сестрицы Алёнушки [СИ]

— Он-то соврет, — вздохнул Горыныч. — Да ему никто не поверит. Ведь и дураку ясно, что Забаву выручать ездил ты. Так что не увиливай… А чего это ты озираешься? И ведешь себя, словно не дома? Веночек чегой-то нацепил…

— А, это? — Илья светло улыбнулся. Хотел снять венок с головы, но оставил. — Это все она — Забава Путятична… Все хочет как-то уважить, да потешить меня, старика.

— А что это ты все шепотом?

— Да разбудить ее боюсь. Только, вроде, уснула…

— Так ты что же, Илюшенька, у нее, что ли в спальне? Ну наконец-то!

Илья испуганно прижал палец к губам.

— Что-ты, что-ты… Ну, то есть, верно. У нее. В хоромах княжеских, в том пристрое, где все ее комнаты… Только я тут безо всякого, без этого… Меня князь просил, земно кланялся… Ведь она, Забава-то Путятична, — Илья замолк, пытаясь подобрать нужное слово, — избаловали ее совсем… Никого Забавушка не слушает. Я тут нужен, на нее чтобы действовать… — он важно погладил седую бороду, — авторитетом… Во как. Чтоб на нужный путь направить деточку. Чтоб училась, чтобы, значить, не проказила. Чтобы бояр обидным словом не дразнила. И вообще… — он вдруг замолк, чутко прислушиваясь. И потом облегченно вздохнул. — Ну все. Верно уснула… Так ты говоришь, на заставе ждете?

— На заставе, — подтвердила Алена.

— Честно сказать, — вздохнул Илья. — Воспитатель из меня никудышний. Мне бы в чисто поле, да сабелькой… Так что, я поеду потихонечку. Лишь к утру они меня спохватятся… Да вот, только напишу ей записочку, чтоб не обижалась на старого… А с головами ты, Горыныч, лучше к Дюку Степанычу. Уж этот нагородит: и чего попросишь, и еще с три короба… — и Илья, взяв в руки писало и кусочек бересты, принялся старательно выводить печатные буквы.

Горыныч прикрыл ладонь-экран другой ладонью.

— Кажется тут и впрямь дело дохлое. Но Дюк Степанович тоже не выход. Лучше я саму Забаву научу. Пусть-ка она всем рассказывает про своего кумира — как он двенадцатиголового змея уничтожил! Кому-кому, а уж ей-то поверят.

— Да ведь она тебя мертвым считает, — не поняла Алена. — Как же ты с ней говорить будешь?

— Во сне приснюсь, — ощерился Горыныч. — В кошмарном.

— А что, Забава у тебя… правда голодовку устроила? — сменила опасную тему Алена.

— Правда… Требовала, чтобы я ей вместо учебников принес книжки про рыцарей, с картинками. Хорошо, что Илья ее быстро спас. А то я бы с ней намучился… Ты мне зубы-то не заговаривай! — спохватился Змей. — Ты мне, ради Рода, обещай, что не будешь больше никому рассказывать про многоголовых змеев и прочее. Ни в Киеве, ни еще где!

— Кстати, о внешнем виде, — уклончиво улыбнулась девушка. — Я в одной сказке вот как про тебя читала, — она мечтательно посмотрела в окно, на звезды, и нараспев продекламировала: — Воды в реке взволновалися, на дубах орлы раскричалися. Выезжает чудо-юдо двенадцатиглавое. У коня его шерсть серебряная, хвост и грива золотые. Вдруг под ним конь споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, позади черный хорт ощетинился… Правда, красиво?

Змей стал загибать пальцы:

— Конь, ворон, пес, да я сам… О двенадцати головах, — Змей как-то странно посмотрел на Алену и глубоко вздохнул. — Я тебе когда-нибудь рот зашью.

— Не понравилось? — расстроилась Алена.

— Отчего же. Интересно… Но больно хлопотно. А вот такой вид тебя не устроит?

Змей поднялся с лавки, крутанулся на месте и предстал преображенным. На нем, поверх обычной одежды, появились доспехи. На груди чешуйчатого стального панциря сверкало позолоченное зерцало. На поясе висела сабля в богатых, украшенных каменьями ножнах. Голову Горыныча защищал высокий, покрытый тончайшей золотой насечкой шишак с плюмажем из белых страусиных перьев. Металл доспехов был отполирован до блеска и ослепительно сверкал в полутемной комнате.

— Это ты так в поход собрался отправиться? — с трудом выговорила ошеломленная Алена.

— А что? — он полюбовался на себя в зеркало. — Так меня и представьте этим своим рыцарям. Богатырь Горыня… Ну, ты совсем уже засыпаешь… Давай-ка, перебирайся на кровать. Отдохни хорошенько. А утром я тебя на заставу подброшу… Спокойной ночи.

Змей двинулся было к двери, но замер на пол-пути.

— Плохо, все-таки, что вы ему клятву дали. Это все так усложняет…

— Так ты же клятвы не давал! — пожала плечами Алена.

— Думаешь, он не потребует, чтобы я дал? — усмехнулся Змей.

— А разве ты не сможешь от нее уклониться? — удивилась Алена. — Присоединись к нам в последний момент, когда Черномору уже отступать будет поздно… Ведь ты же единственный, кто сможет потом, когда мы добудем Кощееву смерть, быстро долететь до Кощея, и обменять у него смерть на кладенец.

Змей задумчиво кивнул.

— Пожалуй… Ну спи.

* * *

Утро только вступало в свои права. На востоке медленно разгоралось алое пламя рассвета. Роса на траве еще не успела высохнуть. Прибрежный песок был мокрым, словно после дождя, а с моря дул зябкий сырой ветерок.

Змей оставил Алену вместе с Черной на пляже, рядом с заставой.