Дружина сестрицы Алёнушки [СИ]

— Ты, сынок, ступай, — похлопал его по плечу Гавейн. — Тебя еще Грааль где-то ждет. Да и сдружился ты с богатырями больше нашего. А у нас с Мордредом старые счеты. Уничтожить это исчадие ада — где найдется для нас более славный подвиг?

Илья, глядя на героически-похоронные лица Ивейна и Гавейна нахмурился:

— Вы решили стоять тут до погибели? Только нам такой помощи не надобно. Задержите ненадолго слуг Мордредовых, а потом за нами следом двигайтесь. Не пойдут они в леса дремучие. Там ведь есть такой ораве нечего. Вы ж охотой как-нибудь прокормитесь. Ну а коли не вернемся мы ко времени, что зовут тут днем Кощеевым, добирайтесь сами как-нибудь до верху. Вы дорогу-то, думаю, запомнили?

— Может, лучше мне остаться тут, Илюшенька? — предложил Добрыня. — Ведь они ж совсем как дети малые. Будут воевать по благородному с Мордредом и этими наймитами. Ну а я как заберусь на башенку, как пущу свои стрелы каленые…

— Нет! — хором прервали Добрыню Ивейн с Гавейном. Глаза их горели решимостью, а руки уже лежали на рукоятях мечей.

Добрыня пожал плечами, пряча в бороде усмешку:

— Коли нет, не стану настаивать.

Расставание вышло неожиданно сердечным. Правда, Персиваль порывался еще остаться, но Ивейн с Гавейном, отойдя с ним в башню, о чем-то поговорили, и юный рыцарь перестал настаивать. Богатыри обнялись с рыцарями и даже Змей похлопал их на прощание по плечам.

— Вот, возьмите сундук с золотом. Может и правда наймиты голову Мордреда вам принесут? А нет, так возьмете его с собой, как отступать придется. Да не жалейте, разбрасывайте побольше золота по дороге. Тогда враги, вместо того, чтобы вас преследовать, кинуться монетки подбирать.

Алена подумала и вытряхнула из сумки свою невидимую одежду.

— Вот возьмите, вам наверняка пригодится. Оденьте ее во время боя. Хотя бы шлема, плечи замотайте. Тогда враги не будут видеть, как вы высовываетесь из-за крепостных зубцов.

— Спасибо, фея Елена, — просиял Ивэйн. — Все подвиги, что удастся совершить нам в бою, мы посвятим тебе!

Кроме невидимой одежды рыцарям оставили еще луки, отнятые недавно у наемников Ворона, стрелы к ним и запас еды. Самобранка опять долго ворчала, но все же доставила мешок сухофруктов и мешок сухарей. Часть провизии отъезжающие распихали по седельным сумкам на случай, если самобранка не сможет дальше доставлять им еду. Пару лошадок оставили у башни, для Ивейна с Гавейном, а на остальных погрузили провизию, доспехи. Верхом поехали Персиваль, Алена и усевшийся впереди нее на седло Баюн. Еще две лошади несли только седельные сумки. Ни Горыныч, ни Илья, ни Добрыня, ни даже Алеша так и не решились ехать верхом, щадя местных тонконогих лошадок.

* * *

Спуск с перевала был не долгим. Впереди зеленели бескрайние просторы звериного царства. Горизонта видно не было. Он, как и всегда в этом, подземном мире, тонул в белой дымке, скрывающей границу между землей и небом. И почти у самого края дымки, как клык дикого зверя, возвышалась над лесом высокая черная скала. Никаких дорог и тропинок к Черной Горе не вело. По крайней мере, сверху их не было видно. Так что пришлось путникам довольствоваться уверениями Баюна, что он-то точно чует, где тут юг, а где север, так что мимо горы они не промахнутся.

Против ожидания, им не пришлось продираться сквозь подлесок. Лес был не густым. Хвойные деревья попадались вперемешку с лиственными. Места для ходьбы было достаточно. Персиваль даже попробовал погарцевать на своей буланой лошадке. Но лошадь заупрямилась, а после того, как рыцарь дал ей шпоры, остановилась как вкопанная.

— Слезай, приехали! — произнесла лошадь на чистом человеческом языке.

Персиваль удивленно огляделся:

— Это кто говорит?

— Это я говорю, — нервно фыркнув, продолжила лошадь. — Чего уставился? Слезай давай. Пешком дальше пойдешь.

— Она что, говорящая? — рыцарь ошалело уставился на лошадь. Нагнулся, заглянул ей в рот и подергал за уздечку.

— И прекрати меня дергать! — лошадь нервно скакнула, и Персиваль, чтобы удержаться в седле, еще крепче натянул уздечку.

— Да я таких как ты… — и буланая выдала такую замысловатую трехэтажно-матерную руладу, что Алена покраснела до кончиков ушей, а у богатырей удивленно приоткрылись рты. При этом лошадь не перестала брыкаться, так что Персиваль вынужден был еще крепче вцепиться в уздечку и сжать бока лошади коленями.

— Да ты хоть слезть-то ему с себя дай, истеричка, — недовольно проворчала вороная с белым пятном на лбу кобыла, на которой сидела Алена.

— Вот-вот, — подхватили в один голос пегие близняшки, которых вели в поводу Илья и Добрыня.

Горыныч шагнул к буланой, крепко обнял ее за шею одной рукой, а другой аккуратно вынул из седла и поставил наземь растерявшегося Персиваля.

— Я же объяснял вам. В Зверином царстве все-е звери говорящие. И магия не действует, — подал голос с дерева кот Баюн.

— Ну и что из этого следует? — спросил Горыныч, выпустив Буланую.