Дружина сестрицы Алёнушки [СИ]

Через пару минут умильно улыбавшийся, глядя на уборку, старый козак Илья Муромец был отправлен выносить мусор. Потом Добрыня с Алешей водрузили стол на место и стали перетаскивать скамьи… Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но в конце концов Алена сочла, что навела достаточный порядок в горнице и можно обедать. Более углубленную уборку она, вздохнув, отложила на потом, а про другие комнаты богатырского терема решила пока что не думать.

Богатыри, тем временем, собравшись в уголке, в пол-голоса переговаривались о чем-то, часто поглядывая на нее.

— Вот, — Алена отряхнула подол сарафана. — В чистоте и поесть по-человечески можно. Вам помочь еду приготовить?

— Что ты, что ты, красна девица, — замахал руками Илья. — Ничего нам готовить не надо. И так уж упарились.

— Но как же…

— А вот как, — Добрыня ловким движением раскинул на столе белую, удивительно чистую скатерть. — Развернись!

Хлопок, словно кто-то резко ударил в ладоши. Пахнуло озоном, а затем сытным духом, и на скатерти появились четыре миски с горячими щами, еще четыре — с мясной пшенной кашей, хлеб, пироги, корчага с квасом и такая же — с пивом.

— Ох, до чего скотинка умная! — похлопал по скатерти Добрыня. — Ведь почуяла, что четверо нас.

— А зелена вина подать забыла. Умная, тоже мне, — пробурчал Алеша.

— Отчего же… Пожалуй, умная. Позавчера подала она зелена вина, — нахмурился Илья. — На нас, да на тридцать три гостя. Да дядька ихний, Черномор, заморского пойла бочонок притащил. И что, спрашивается, было?

Алеша густо покраснел. Добрыня, потупив взор, хмыкнул.

— Да ладно, чего теперь-то… Я ж говорю, умная.

— Ну, — продолжил Илья, — прошу гостью дорогую за стол. Чем богаты, тем и рады.

Утолив голод, Алена уже не могла сдерживать своего любопытства.

— Это вам, выходит, ничего себе готовить не надо? Все скатерть-самобранка доставляет?

— Если бы, — Добрыня утер усы. — Когда в походе — приходится охотой пробавляться. А дома, да, лепота.

— А почему с собой не берете?

— Потому, — вздохнул Илья, — что Добрынюшка наш спер скатерку у Бабы-яги. Нет бы выиграть — в зернь там, в шашки. Возили бы тогда скатерть с собой, ничего не боялись. А так — держи ее теперь дома. Хоть насчет дома-то, слава Роду, у нас с Ягой уговор.

— Да я хошь с Царем Морским в шашки играть сяду! — вскипел Добрыня. — Но с Ягой — ни за что. Она же насквозь все ходы твои и хитрости видит!

— А ты с ней хоть раз по честному играть пробовал? По честному-то оно завсегда… — назидательно взмахнул ложкой Илья.

Алеша чуть не захлебнулся пивом от смеха. Прокашлявшись, посмотрел на Илью удивленно.

— В зернь с Ягой по честному? Да она ж удачливей Добрыни в тыщу раз! По честному, так это три года, а то и все десять служить ей надо за какую-то скатерку самобранную. На такую кабалу разве что Иван-дурак согласится, но никак не наш Добрыня.

— А что за договор у вас с Ягой? — вмешалась Алена.

— Договор? — переспросил Илья. — Да простой уговор. Нигде не писаный, но словом моим крепкий. Она в наш дом не вступается, а мы — в ее.

— Да я ж не из дома у ней скатерочку-то… В сарайчике валялась, — хитро улыбнулся Добрыня. — Небось, и не нужна ей вовсе самобранка. У нее, у Яги-то, говорят, полон дом слуг невидимых.

Так, за милой беседой, они и уговорили все, что было на столе. Илья и Добрыня утерли бороды рукавами. Алеша вытер руки и промокнул губы извлеченным из поясной сумки шелковым платочком. Богатыри дружно встали из-за стола. Следом за ними Алена. Добрыня, постучав по скатерти указательным пальцем, скомандовал:

— Свернись, — снова пахнуло озоном и свежим ветром, и весь столовый прибор исчез. Скатерть прянула в глаза первозданной накрахмаленной белизной, и сама сложилась в аккуратный сверток под руку Добрыни.

— Ну вот, Аленушка, дорогая наша гостьюшка, накормили мы тебя, напоили. А теперь… — Добрыня запнулся и глянул на Илью.

Илья нахмурил брови, но потом решительно резанул воздух рукой.

— Что уж там, того этого… Как увидали тебя, так и… За себя скажу: коли люб я тебе, то будь мне женой. А не люб, то будь мне как доченька.

Добрыня рассерженно зыркнул на Илью Муромца.

— Ну, коли за себя теперь обычай пошел говорить, то и я скажу за себя. Будь мне женою, Аленушка. Люба ты мне статью своей девичьей да красой, да умом-разумом, да очами своими ясными, — и Добрыня, не спуская с нее глаз, отвесил земной поклон. — Ну а нет, — голос его чуть заметно дрогнул, — то будь мне, как родная сестра.

— Да что ж это выходит, я хуже всех? — вскинулся Алеша. — Ты уж и меня, Аленушка, выслушай. Люба ты мне, и весь сказ. Будь мне женой, — и он, тряхнув русым чубом, в свою очередь отвесил Алене поклон.

— Да вы что?! — девушка как стояла, так и села обратно на скамью. — Вы ж меня первый раз видите!

Красавицей себя Алена никогда не считала, даже слегка расстраивалась из-за своей немодной внешности. Невысокая, худенькая, с веснушками. Даже коса отрастала неровно и цвет у волос был какой-то невнятный. В институте у Алены были друзья среди парней, но особо она ни с кем не встречалась.

— Вы что, издеваетесь? — у Алены от обиды задрожали губы.