Друзья

Когда братья остались вдвоем, Ференц поинтересовался, что же Имре теперь собирается делать. Ференц Давид любил Ирен и сейчас боролся за ее спасение. Слова Маклари потрясли его. Он подозревал, что у Ирен рыльце в пушку, но и в мыслях не держал, что она может стоять во главе шайки мошенников. Нет, нет, ему не хотелось в это верить. Необходимо любыми способами исключить ее из числа подозреваемых. И вообще замять всю эту историю с приписками. Ведь их газета печатала такие восторженные дифирамбы фабрике, что это не осталось незамеченным и в Пеште. О ней написали даже в «Народной свободе». А сейчас придется идти на попятный. Нет, такой поворот дела Ференца Давида не устраивает. Надо образумить Имре, разлучить его с Залой. Но как? Если он и после ультиматума жены продолжает защищать Залу… Черт возьми!

— Так что же ты все-таки собираешься делать?

— То, что предложил Миклош. Доложить министру. В обход Каплара. Поскольку с ним общего языка нам не найти. Он заинтересованное лицо в этом деле.

— Понятно.

— А еще лучше государственному секретарю. Я сейчас вспомнил, что Каплар — ставленник министра. Так что вся надежда на госсекретаря.

— И что же дальше? Назначит он расследование, возбудит дело против жуликов, и сотни честных тружеников останутся без заслуженной премии.

— Пора на что-то решаться, — сказал Имре.

— Естественно. Ну, а с тобой что будет?

— Об этом я еще не думал.

— А я думал. Тебя уволят с работы. Посадят на скамью подсудимых. Исключат из партии. И я первым проголосую за твое исключение. — Он заметил, как помрачнело лицо брата, и уверился, что тот действительно не думал о последствиях этого дела. — Теперь пойдем дальше, — продолжал Ференц. — Ты еще не достроил дом. Что с ним будет? А что будет с Евой и с твоим будущим ребенком?

— Не знаю.

— Имре, я обращаюсь к твоему разуму, а не к сердцу. Ты любишь Залу. Это твое личное дело. Но ответь мне на один очень существенный вопрос. Как ты думаешь, Миклош Зала знает, что такое единоличная ответственность?

— Конечно, — ответил Имре и с любопытством поглядел на брата, не понимая, куда он гнет.

— Тогда он должен понимать, что за весь этот огромный ущерб в итоге взыщут с тебя. О последствиях я уже упоминал. Ну, подумай сам, разве друзья так поступают? Ведь он же фактически собирается упрятать тебя за решетку.

— Сомневаюсь, что это входит в его планы. Скорее всего, он над этим просто не задумывался.

— Имре, ты глуп до святости. Ты сказал ему, что, если он поедет в Мохач, против него не будут возбуждать дисциплинарное дело?

— Сказал.

— Это прекрасное предложение. И очень великодушное. Такое может сделать только истинный друг. И почему же он его не принял?

— Дурак потому что. Упрямец.

— И только-то? Скажи, Имре, а тебе никогда не приходило в голову, что Миклош хочет вырыть тебе яму?

— Ты что? Это немыслимо! — горячо запротестовал Имре.

— По-твоему, — бросил Ференц. — Поскольку ты наивен, как младенец. — Он вскочил и заходил кругами по комнате. — Скажи мне, дитя несмышленое, слышал ли ты когда-нибудь о психологии? Есть такая наука. Думаю, что не слышал. Иначе ты бы рассуждал по-другому. Имре, пойми, вы с Миклошем не только друзья, но и соперники. И, если мне не изменяет память, Миклош всегда был первым, а ты вторым. Я помню, как однажды весной сорок пятого ты мне сказал: «Ферко, тебе надо познакомиться с Миклошем. Потрясающий парень. Знаешь, мы с ним всегда соревновались. Каждому хочется быть первым. И когда нас схватили жандармы, Миклош и там боролся за первенство. Он взял на себя всю вину, чтобы ему досталось больше пыток и страданий, чем мне». Ты помнишь эти слова?

— Помню, — ответил Имре. — Только не понимаю, чего ты добиваешься этим вызыванием духов.

— Хочу заставить тебя думать. Миклошу даже в тюремных застенках удалось занять более высокое место. Он и там победил. Больше страдал, больше вынес. Ты и там оказался только вторым. А дальше так и повелось. Он вечно первый, ты вечно второй. И в Москве продолжалось то же самое. Миклош был отличником, ты — середнячком. И к чему же вы оба пришли в итоге? Произошло нечто непонятное. «Как же так? — спрашивает себя Миклош Зала. — Я и умнее и талантливее Имре, а он стал директором фабрики. У него и квартира, и машина, а теперь он еще строит себе сказочную избушку на курьих ножках. О нем, который был вечно вторым, пишут в газетах. А чего добился я?» Вот тебе готовая конфликтная ситуация.

— Да откуда тебе известно, что он именно так и думает?

— А он не может думать иначе. Это закономерность. Сам посуди. Что хорошего у него в жизни? Сплошные невезения. А ему уже сорок три года. Неудачный брак, болезненный ребенок. Имре, неудачи озлобляют человека, уродуют его чувства. И немыслимо ждать от него прежних дружеских чувств. Подумай только, ведь вы же с пятьдесят восьмого года почти не встречались. Откуда тебе знать, что у него за это время накопилось в душе? Имре, очнись, наконец! Я убежден: Зала затеял всю эту канитель с одной-единственной целью.

— С какой же?

— Доказать, что ты незаслуженно стал директором фабрики.

Имре ударил кулаком по столу: