— Ты умный паренек, Имрушка, знаю, ума тебе не занимать. И должен понимать, что тебе говорят, и слушаться. Ежели приказывают, тут уж, хочешь не хочешь, а подчиняться надо. Я вот, к примеру, все время подчиняюсь. А как иначе? Я ведь служанка. И тебе надобно повиноваться, как ты есть ихний бедный родственник. Ой, я бы многое могла порассказать о здешней жизни. Уж почитай, двадцать годков у барышни Ирмы в услужении. В пятнадцать лет я в ихнюю семью попала, барышне тогда было годков семь или восемь. И меня она сколько раз бивала. Такая уж она есть. Иной раз сама потом жалеет, плачет, будто это ее отдубасили. Так что не бери в голову, малыш. Она ко всем так относится. Даже к твоему дяде. Ну как, кровь больше не идет? Нет? Вот и славно. И не переживай. Дело житейское. Мне в твоем возрасте столько колотушек досталось, ой-ё-ёй! И ничего, жива, как видишь.
Она в последний раз отжала рубашку, достала другую, чистую, и подала ее мальчику.
— Я тебе вот что скажу, — женщина понизила голос, — коли еще раз останешься без обеда, из дома не убегай. Зайди в мою развалюшку, знаешь, рядом с летней кухней, я тебя вкусненьким попотчую. Только тетке Ирме об этом ни слова. Понял, голуба моя?
Имре кивнул. Тетушка Рози подошла к нему, погладила по голове, нагнулась и поцеловала в лоб.
— Ничего, до свадьбы заживет.
— Спасибо, тетя Рози.
Когда женщина ушла, мальчик почувствовал, что замерз. Он накинул на плечи куртку, сел за стол и снова взялся за уроки. Он решал математическую задачку, когда дверь опять отворилась и в комнате появилась Ирма. Мальчик поднялся, с любопытством глядя в ее красивое лицо и теряясь в догадках, зачем она пришла и что сейчас будет. Ирма села на стул и стала просматривать решенные задачки. Ирма окончила всего четыре класса, но имела от природы незаурядный ум и смекалку и особенно хорошо разбиралась в математике. Все торговые и финансовые операции вела сама. Причем весьма успешно. Ирма всегда знала, что и почем продавать, что имеет смысл покупать и когда. Она сама торговалась с перекупщиками, вела расчеты с банком, брала ссуды и платила по векселям, определяла, что сажать в первую очередь и с чем повременить в расчете на повышение цен.
Ирма медленно перевела взгляд на мальчика.
— Ну, как дела с уроками? — голос ее теперь звучал дружелюбно.
Имре дотронулся до распухшей нижней губы.
— Историю надо бы подучить.
— А что вы по истории проходите?
— Обретение родины[4].
Женщина молча кивнула. Разговор не клеился.
— Не сердись на меня, — тихо проговорила она. — Я чересчур разнервничалась. Ты очень на меня обиделся? — Ее смущал пронзительный взгляд мальчика.
— Мама меня ни разу не била, — заметил Имре. — И отец тоже. Никогда.
Ирма скривилась, будто проглотила что-то невкусное.
— Будешь слушаться, никто тебя не тронет. Понял? У нас здесь каждый занят своим делом. И я в том числе. Я с трех часов утра на ногах. Твоя же основная обязанность — учиться и хорошо себя вести. Я хочу, чтобы ты стал порядочным человеком. Трудолюбивым и дисциплинированным. Скажи, что мне остается делать, если ты своевольничаешь и шляешься бог знает где? Как бы ты поступил на моем месте?
Некоторое время Имре молчал, а потом выпалил:
— Не надо меня бить. Если вы еще раз… — мальчик не решался закончить фразу.
— Ну, что же ты замолчал, продолжай. Что случится, если я тебя еще раз накажу? Слушаю. Что ты задумал?
— Я ваш дом подожгу, ей-богу, подожгу и хлев, и конюшню, и все остальное.
С лица женщины исчезла насмешливая улыбка.
— Ты не отдаешь себе отчета в том, что ты мелешь.
— Нет, отдаю. Я к вам не хотел приезжать, меня насильно привезли. А родители меня никогда не били.
— Ну, ладно, мы об этом еще поговорим. Ты знаешь, где корчма дядюшки Йожефа?
— Знаю, рядом с аптекой.
— Сбегай туда и скажи дяде Жиге, чтобы он шел домой. Я, мол, его зову.
— Хорошо, — сказал Имре, — сейчас иду.