Друзья и герои

Сказать было нечего. Пока они беседовали, солнце село. Глядя, как последние лучи освещают макушку далекого холма, Гарриет ощутила царящее вокруг ликование, которое, однако, они не могли разделить, как если бы смотрели на город из окна скорого поезда. Так, значит, в Афинах им не было места! Но где же оно было? Где им найти дом?

Дубедат тоже посмотрел на небо.

– Ничего себе, нам уже пора, – сказал он. – Очень жаль! В другой раз я пригласил бы вас остаться на ужин.

– Нас пригласили к майору Куксону, – пояснил Тоби. – Своего рода королевский приказ. Он не любит, когда опаздывают.

Принглы не стали спрашивать, кто такой майор Куксон. Это было неважно. Им он не стал бы отдавать королевских приказов. Гай допил пиво, и они ушли, не сказав почти ни слова.

В магазинчиках и кафе на площади Колонаки зажигались огни. В парке было темно. Вдоль тротуаров росли перечные деревья, и их нежная, словно у папоротника, листва клубилась в темноте, подобно дыму. Из магазинов пахло маринованным укропом.

– А ты в самом деле телеграфируешь в Лондон? – спросила Гарриет.

– Да.

Ее встревожила решимость мужа. Их положение было таким ненадежным, что даже улицы стали казаться враждебными. Гарриет подумала, что, возможно, Каир станет для них убежищем.

– Возможно, нам и вправду лучше сесть на ближайший корабль, – сказала она.

– Нет, – ответил Гай. На его лице была написана решимость. – Я не хочу в Египет. Здесь есть работа, и я намереваюсь остаться.

Деньги у них почти закончились. Они уже не могли позволить себе зайти в «Зонар», поэтому прошлись по улице Стадиум и присели в кафе на площади Омония. Попивая дешевое сладкое, сонное, темное вино, Гарриет подумала о Якимове. Как он выживал в те годы, когда нищенствовал в чужих городах? Рядом с ней был Гай, и худшим, что могло с ними случиться, была высылка в Египет, но ей очень хотелось плакать.

3

Гостиницу, в которой они остановились, Гарриет рекомендовали как самую дешевую из центральных. Это было мрачное и неуютное здание, но англичане предпочитали именно его – благодаря местоположению и высшей степени респектабельности. С 1939 года беженцы шли в Афины плотным потоком, и даже до прибытия поляков тут было множество греков из Смирны и русских белоэмигрантов, которые надеялись обрести здесь дом. Свободные номера в гостиницах были редкостью; квартиры и дома встречались и того реже.

Принглов поселили в комнату, предназначенную для одного постояльца, но пообещали дать номер больше, если таковой освободится. Когда Гарриет напомнила об этом портье, тот сказал, что комнаты здесь не освобождаются. Люди жили в гостинице месяцами. Некоторые и вовсе поселились тут. Миссис Бретт, к примеру, жила здесь уже больше года.

Гарриет знала миссис Бретт, сухопарую англичанку, которая при каждой встрече окидывала ее осуждающим взглядом. Как-то раз, через неделю после приезда Гая, миссис Бретт остановила ее и спросила:

– Так, значит, ваш муж всё-таки приехал?

Гарриет попыталась обойти ее, но миссис Бретт продолжала:

– Вы что же, не помните меня?

Гарриет прекрасно ее помнила. Когда она только приехала в Афины и страшилась вестей из Румынии, она как-то заговорила со своей соотечественницей и призналась, что ее муж остался в Бухаресте.

– Его отправят в лагерь для военнопленных, – ответила ей миссис Бретт. – После войны он к вам вернется. Мой муж умер.

Возможно, она хотела успокоить Гарриет, но ее слова послужили слабым утешением. Теперь Гарриет старалась по возможности избегать ее.

– Мне бы хотелось познакомиться с вашим мужем, – сказала миссис Бретт. – Приводите его ко мне на чай в субботу. Я живу в этой гостинице на первом этаже, третья комната. Приходите к четырем.

Не дожидаясь согласия или отказа, она ушла.

Гарриет поспешила рассказать об этом Гаю:

– Эта жуткая тетка пригласила нас на чай.

– Как мило с ее стороны! – ответил Гай, для которого любое общение было лучше, чем его отсутствие.

– Но это та женщина, которая заявила, что тебя отправят в лагерь для военнопленных.

– Уверен, она не имела в виду ничего дурного, – убежденно сказал Гай.

Принглы жили на последнем этаже. Их крохотная комнатка выходила окном на кирпичную стену; в ней помещались две узкие кровати вдоль одной стены, платяной шкаф и туалетный столик. Комната миссис Бретт выходила на улицу и являлась одновременно и спальней, и гостиной: кресло и обеденный стол теснились рядом с широкой кроватью. Миссис Бретт повесила на стены два натюрморта: на одном были изображены анемоны, на другом – ландыши. К приходу гостей она выставила на стол фарфоровый сервиз и шоколадный торт.

Радуясь тому, что хоть кто-то проявил к ним дружелюбие, Гай держался так мило и любезно, что миссис Бретт, в свою очередь, пришла в восторг и принялась хлопотать вокруг них, приговаривая:

– Садитесь же, садитесь!

В комнате был еще один гость: грузный и коренастый мужчина среднего возраста.

– Надо же, вы оба такие крупные! – пожаловалась миссис Бретт. – Что же мне с вами делать! Да и к тому же, – она повернулась к первому гостю, – Элисон Джей обещала заглянуть.

– Вот это новости, – пробормотал тот.