– Каждому дается бремя по силам, Нелли. Главное – не поддаться искушению сбросить его. Сэр Гай не устоял перед соблазном, и потому из нас двоих большего сочувствия заслужил он, а не я, – ощутив, как Эллен протестующе затрепыхалась под его рукой, Джеффри вновь рассмеялся: – Ну не буду, не буду, а то снова поссоримся, чего я желаю меньше всего!
– Расскажи, с чего все началось, – внезапно предложила Эллен.
– Что именно? – осведомился Джеффри, щурясь на солнце и не ожидая подвоха.
– Твоя привязанность к сэру Гаю. Что положило ей начало?
Она почувствовала, как он замер, напрягся всем телом, и повторила:
– Расскажи!
Он долго молчал – она услышала, как ускорилось биение его сердца, – потом отозвался еле слышным смешком:
– Ты уверена, что сможешь слушать?
Эллен поняла смысл его вопроса: сможет ли она спокойно отнестись к тому, что он будет говорить о Гисборне иначе, не так, как она, без осуждения и тем более без присущего ей неприятия. Про себя она согласилась, что это будет непросто. Но Эллен хотела узнать больше о Джеффри, а не о Гисборне. А без понимания истоков того, что их связывало, она не сможет понять Джеффри, и потому, сжав сердце в кулак, Эллен сказала:
– Да, смогу.
Он долго молчал, потом шумно вздохнул и едва заметно грустно улыбнулся:
– Ладно, будь по-твоему. Захотела узнать – слушай.
Глядя бесстрастным взглядом прямо перед собой, он начал говорить ровным, почти усыпляющим голосом, припоминая события того далекого дня, который впервые близко свел его с сэром Гаем – тогда еще только младшим лордом, не рыцарем. Вскормленные молоком одной женщины, они, разумеется, знали друг друга и раньше. Высокомерно не обращая внимания на прочих ровесников-простолюдинов, лорд Гай удостаивал Джеффри благосклонного кивка, чем подчеркивал: молочный брат лорда чуточку выше остальной детворы, обитавшей в замке Лайонела Гисборна.
– В тот день нам – и ему, и мне – было одиннадцать лет.
Сэр Лайонел собирался на охоту. Джеффри вместе со сводным братом с любопытством смотрел, как седлают лошадей, цепляют на поводки собак, заходившихся лаем и оседавших на задние лапы в предвкушении загона дичи. Когда сэр Лайонел садился в седло, Хьюберт вдруг заложил пальцы в рот и свистнул так громко, что перекрыл шум суматохи, царившей возле конюшни. Жеребец сэра Лайонела, заржав, встал на дыбы, и всадник, не успевший нащупать ногой стремя, удержался в седле каким-то чудом.
Через мгновение Джеффри был схвачен за ворот сильной рукой. Отчим тряхнул его, оторвал от земли и развернул лицом к себе:
– Ах ты змееныш! Как ты посмел свистеть и пугать лошадей? Наш лорд чуть не упал из-за тебя!
Джеффри повел глазами в сторону Хьюберта, но того уже и след простыл. Глядя в покрасневшее от ярости лицо отчима, Джеффри помотал головой:
– Я не свистел.
– Нет? Тогда кто же?
Джеффри в ответ крепко сжал губы, чем окончательно вывел отчима из себя.
– Конечно ты! Больше некому. И у тебя хватает наглости озорничать, а потом отпираться? Вот я сейчас проучу тебя!
Он бросил пасынка на широкую плаху для колки дров и, продолжая нещадно давить Джеффри на шею, чтобы тот не смог вырваться и убежать, выломал из росшего рядом лозняка несколько длинных гибких прутьев. Джеффри вскрикнул, когда на спину обрушился первый удар, рассекший одежду и кожу. Он попытался вскочить на ноги, но отчим держал его, – и что мог противопоставить мальчишка силе взрослого мужчины? За первым ударом последовал второй, третий.
– После десятого удара я перестал считать, – говорил Джеффри. – Впился ногтями в деревянную плаху – до сих пор помню, какая она шершавая и сколько заноз я тогда получил! – и стиснул зубы.
Он стиснул зубы до скрежета – не столько от жгучей боли, сколько из упрямства, охватившего его в тот момент. Он не будет кричать. Как бы ни буйствовал отчим, пусть даже засечет его до смерти, но криков Джеффри никто не услышит. Поэтому он только вздрагивал под новым ударом и молчал. Лишь со слезами не смог совладать – они беззвучно катились по лицу.
Краем глаза он увидел, что сэр Лайонел, забыв об охоте, стоит неподалеку, сложив руки на груди, и наблюдает за происходящим с каким-то особенно пристальным интересом. Потом он увидел мать: она попыталась перехватить руку отчима, но безуспешно. Увидел, как она бросилась к сэру Лайонелу, упала перед ним на колени и, запрокинув голову, горячо умоляла, в отчаянии прижимая руки к груди. Сэр Лайонел нехотя перевел на нее взгляд и молча слушал, пока она, задохнувшись, не смолкла. Тяжело усмехнувшись в ответ, лорд Гисборн вновь посмотрел на Джеффри.
Уже не чувствуя боли и почти теряя сознание, Джеффри встретился с ним глазами.
– Я знал, что сэр Лайонел – мой отец. Но в тот момент по его ответному взгляду я понял, что и он прекрасно знал, кем я ему довожусь. Знал, но молчал. Наверное, мать осмелилась напомнить ему, – совсем тихо, одними губами сказал Джеффри.