Друзья и незнакомцы

– Ты явно взрослее своих лет. Скажем, я немного инфантилен, так что мы встретимся где-то посередине. Что-нибудь в этом роде.

– Звучит как рецепт катастрофы, – сказала она.

До ее отъезда каждую ночь они проводили вместе.

Весь оставшийся второй курс они созванивались в скайпе как минимум трижды в день. Они забирались в постель с ноутбуками и так и засыпали. После того, как Клайв проваливался в сон, Сэм еще занималась. Она смотрела на него спящего и чувствовала такую тоску, какую не испытывала никогда прежде. По утрам она приходила работать на кухню, и Габи, оглядывая с усмешкой ее всклокоченный вид, говорила: «О, да ты попала».

Когда Клайв, этот мужчина, которого она видела пять раз за жизнь, сказал Сэм, что любит ее, ей показалось естественным ответить: «Я тебя тоже». Когда он предложил ей приехать к нему на лето, Сэм знала, что поедет, даже когда говорила:

– Я никак не могу.

– Почему нет? – допытывался он. – Моего соседа не будет до конца июля.

– Я не смогу работать, – приводила она аргументы.

– Мы тебе что-нибудь найдем, – уговаривал он. – Просто скажи «да». Это будет потрясающе.

С самого детства Сэм была очень рассудительной. Ко всему относилась ответственно, опасаясь, что иной подход испортит ей жизнь. Но сейчас речь шла не о ее жизни. Только об одном лете.

Ее мать была в ярости. Сэм понимала, что за гневом скрывается страх.

– Если ты уедешь, ты уже не вернешься, – протестовала она. – Сначала тебе нужно закончить колледж.

– Я вернусь, – успокаивала ее Сэм.

– Мы даже не знаем, кто он такой, – упиралась мать. – И ты собираешься жить с ним?

Сэм стало ее жалко. Три года назад во власти ее родителей было запретить ей приводить Санджива в спальню и закрывать дверь или идти на вечеринку, пока они не поговорят с семьей приглашающего. Теперь Сэм сама решала, может ли она пересечь океан, чтобы жить с парнем.

– Мы не будем жить прям вместе. Его соседа по комнате не будет, и это квартира с двумя спальнями, так что…

Она не договорила, позволяя матери самой додумать окончание фразы.

Клайв снимал первый этаж дома в Уолтемстоу со старым другом по имени Йен, чей акцент Сэм разбирала только примерно в сорока процентах случаев. В первый месяц пребывания Сэм Йен жил на Ибице. Пока его не было они дурачились, готовили и танцевали на кухне; ходили по дому голыми; читали колонки «Гардиан», валяясь на диване.

Он показал ей свои любимые британские комедии: Peep Show, Spaced и The Inbetweeners. Когда Клайв ее обнимал, его подбородок идеально ложился ей на макушку.

За домом был небольшой сад. Предыдущий жилец посадил там тимьян и орегано. Сэм поливала их и срезала в салат, чувствуя себя более взрослой, чем когда-либо прежде. Она задавалась вопросом, может ли человек, уже живущий одной жизнью, просто переехать в новое место и начать там другую. Как-то раз в дверь позвонила соседка. «Я нашла этот журнал у себя в почтовом ящике, но, думаю, это вашего мужа», – сказала она.

Сэм была поражена. Женщина, ясное дело, видела их вместе и решила, что они женаты. Год назад соседка по дому приняла Сэм за ее сестру Кейтлин, которой в то время исполнилось двенадцать.

Было невозможно отделить ее чувства к Клайву от чувств к самому городу. Сэм была влюблена в обоих. Уолтемстоу был так далек от Лондона Изабеллы, насколько это только возможно. Впервые Сэм почувствовала, что принадлежит к тому месту, о существовании которого ее подруга даже не подозревала, а не наоборот.

На главной улице находился рынок под открытым небом, ряды палаток ломились от фруктов и овощей, платьев и сумок, банок с орехами и специями размером с барабан. В пределах одного квартала она видела женщин в бурках, женщин в сари, женщин в рваных джинсах – всех сразу. Она могла остановиться и услышать, как говорят на полдюжине языков одновременно.

Выполнение повседневных задач в чужой стране казалось достижением. Маленькими победами было сесть на нужный поезд или запомнить непривычные названия в продуктовом магазине.

Сэм ходила во все музеи и трепетала перед городом, чувствовала себя младенцем, открывающим для себя мир. Иногда она ходила на экскурсии Клайва и притворялась кокетливой незнакомкой.

Сэм фотографировала Лондон, а затем, оставшись одна дома, рисовала по фото открытки. Она никогда не была одной из тех художников, которые могут поставить мольберт на улице и писать, пока незнакомцы заглядывают через плечо.

Девушка нарисовала старую церковь в Хэмпстеде, заколоченную, почерневшую от грязи и времени, со ржавыми неподвижными стрелками часов на фасаде. Изобразила бездомных, спящих под навесом, их набитые красные челночные сумки, выстроившиеся в одну линию. Она изобразила настоящую англичанку в шубе и шляпе, выгуливающую бигля с сорванным цветком в пасти. И нарисовала витрину шоколадной лавки и двухэтажные автобусы на Оксфорд-стрит.

Все открытки она отправила домой родителям.