Друзья и родители

– Чтобы хорошо все обдумать и решить, – продолжала Варвара Трофимовна, – у нас достаточно времени. Только учтите: не следует высказывать Вадику своего сожаления ни в письмах, которые вы, конечно, будете ему писать, ни тогда, когда ваш товарищ вернется в класс. Жалость человека не бодрит и не помогает ему!

– Варвара Трофимовна, вы нам Вадькин адрес дадите? – спросил Слава Деркач.

Довольная своими ребятами, учительница возвратилась домой.

Забыв об усталости, она поспешила поделиться своим настроением с Саяновой.

36

Вадик уже мог, держась за спинки кроватей, передвигаться по комнате. И все ж однообразно тянулись дни. Зато ночи! Как полюбил мальчик эти больничные ночи!

Неяркий свет от лампочки под потолком, придуманный специально, чтобы больные не зачитывались и набирали силы, придает разговору особенную таинственность.

Все спят, а Вадик и дядя Миша, чьи кровати стоят одна против другой, тихонько беседуют.

Дяди Мишины рассказы, как большая книга: заканчивается глава и так хочется скорее узнать, что будет в следующей.

В одну из таких ночей дядя Миша поведал юному другу о своем детстве, об отце, который погиб в русско-японскую войну. Вадик еще дома прочитал «Порт-Артур», и очень полюбился ему отважный Борейко. Дядя Миша не говорил, что его отец служил с Борейкой, но Вадику хотелось, чтобы эти храбрые люди воевали вместе. Он представлял себе, как отец дяди Миши, такой здоровенный и сильный русский человек, дрался в рукопашном бою с японцами. Сам дядя Миша в то время был таким, как теперь Вадик.

Постепенно разговор перешел на родителей Вадика.

– Ты еще мал и не все понимаешь, – заговорил дядя Миша.

Вадик насторожился.

– Отец под горячую руку мало что сказать мог, а ты вон какое натворил. И так бывает, – подумав, продолжал дядя Миша. – Разойдутся муж с женой, поживут врозь, а потом помирятся. Не стоит детям на родителей обижаться, лучше помирить их. Вот взял бы да написал письмишко папе.

Маме Вадик уже намеревался написать, но папе? После этого разговора мальчик стал чаще думать об отце. Но можно ли писать родителям, если он решил не возвращаться к ним? «Разве хорошо, когда человек не умеет сдержать свое слово? Другое дело, взять его обратно, а как это сделать?»

Однажды, когда дядя Миша, прикрыв лицо газетой, дремал, Вадик лежал и думал: «Завтра дядя Миша выпишется и без него будет скучно».

В это время вошла дежурная санитарка с новенькой корзинкой и запиской. Она оглядела палату и спросила:

– Кто тут Вадик Саянов? Получай передачу.

Вадик так растерялся, что не мог ответить.

– Нет у нас Саянова – отозвался больной с дальней койки.

– Как это нет! – откинув газету, сказал дядя Миша. – Ты чего же не отвечаешь, Вадик?

– Да это же Петя, – возразила санитарка.

Известие, что «Петя» вовсе не Петя, a Baдик, и что ему поступила передача, вызвало не столько удивление, сколько радость. И каждый, кто мог передвигаться, старался подойти взглянуть, не изменился ли человек от нового имени. И, действительно, мальчик сразу стал другим. Правда, когда он развернул записку, его глаза наполнились слезами, но он поспешно смахнул их рукавом.

Слово «мама» Вадик прочел раньше других слов, хотя оно стояло в конце.

– Я хочу к маме! – сказал он, как маленький, и соскочил с кровати.

– Нет, Вадик, к маме тебя не пустят, – остановил его дядя Миша.

Мальчик пытался возразить. Он окликнул санитарку и просил позволить ему пойти к маме, но она ответила: «Пока ты у нас слабенький, нельзя тебе, сыночек, свидание разрешать».

– Вот тебе, Вадик, карандаш, напиши записку, – предложил дядя Миша.

Вадик послушался. Он подсел к тумбочке и дрожащей от слабости рукой неровными прыгающими буквами вывел: «Мамочка, хорошая моя! Как ты узнала, что я здесь?»…

Через несколько дней Вадик получил сразу три письма. Больше всех ему понравилось Слав-кино. Он читал это письмо и смеялся так, что больные из других палат приходили смотреть на него.

Вот что писал Слава: