– Ты выражаешься, как торгаш средней руки, но имена этих мастеров мне известны, и я знаю, чем все они отличаются от остальных, не названных у тебя. Их творения далеки от нашего традиционного канона, и покупателей у них немного, но у любителей необычного их изделия ценятся. Они – ну, более живые, что ли? Тебе нравятся именно такие? Теперь я, кажется, знаю, какой беседой развлечь тебя на симпосионе…
– Там больше никого нет, их было только две! – доложил по-турдетански боец, молодой и новенький, ещё не говорящий даже на ломаном русском.
– Да, я уже знаю – отбой тревоги, – ответил я ему на том же языке.
– Ми – толка два, болсэ нэт, – проговорила вдруг массилийка, после чего наши турдетаны остолбенели, а до меня лишь при виде их отвисших челюстей дошло, что фраза произнесена не по-гречески, а по-иберийски – не по-турдетански, конечно, но понятно.
– Так, так! А ну-ка, встань боком! – то-то её мордашка показалась мне куда симпатичнее этих длинноносых греческих – ага, так и есть, – Я думал, возле Массилии живут только кельты, а там, оказывается, есть и испанцы?
– Наша семья перебралась в Массилию из Эмпориона, что вблизи устья Ибера, – ответила Аглея, – Часть города населена эллинами, часть – варварами-индикетами, и их язык нам хорошо известен. Твои воины говорят не на нём, но похоже и понятно, и ты его тоже понимаешь – думаю, нам будет о чём поболтать с тобой, Гней Марций Максим…
22. Симпосион
– Обезьяны! Ну как есть обезьяны! – охарактеризовал я увиденное.
– Так гегемоны ж всюду одинаковы, – хмыкнул Володя, – Что карфагенские, что римские, что греческие. С хрена ли Коринфу быть тут исключением?
– Да хрен с ними, с гегемонами, млять! Аристократия-то тутошняя, мать её за ногу, далеко ли от них ушла? Ладно Лехей, ладно Тения – понятно, что гадюшники это, хрущёбы, млять, местные, и контингент в них в основном соответствующий…
– Ага, вышедший родом из народа! – прикололся Серёга, – Примерно как и наши современные гегемоны после получки!
– Есть такое дело. Ну так этим-то простительно, им другого и не дано, и вряд ли кто-то из них даже представить себе в состоянии, что жизнь в городе можно наладить и иначе. Типа, отцы и деды так жили, и мы так живём, и нехрен тут выгрёбываться и шибко умных из себя корчить. Но архонты-то, млять, ихние! Я понимаю, что им, как бывшей "золотой молодёжи", то бишь блатным сынкам больших и уважаемых дядек, по приколу наблюдать этот обезьянник "малых сих" и видеть в нём подтверждение своей элитной исключительности…
– Так а у нас что, не то же самое было? – припомнил спецназер, – Разъёзжают сами, сволочи, по "запреткам", на которые тебя менты без аусвайса хрен пустят, а ты маринуйся в автопробках и чувствуй разницу между собой и ими. Уроды, млять!
– Ну так у нас этих грёбаных бабуинов ещё хоть как-то понять можно. Страна большая, ядрён-батонистая, хрен чего с ней сделается, и с их властью и элитностью – тоже. А тут-то ведь – полис, млять, голимый, да ещё и античный! Возьмёт его кто-нибудь приступом и хрен посмотрит на их элитность – вместе с теми гегемонами и сами запросто на невольничий рынок угодят. Филипп его брал, ахейцы брали, не обломили бы Набиса с римской помощью – так и тот, скорее всего, взял бы. Видели ведь эти длиннющие стены? Ну и как их оборонять этим населением?
– Ну так они ж и оборонять их не будут, а на Акрокоринф свой сбегутся, – заметил Васькин, – Скала крутая, стены неплохие, и уж на их оборону людей хватит.
– Ага, на пару-тройку дней. А потом сами сдадутся, когда от жажды языки повываливаются. Воду-то они откуда берут? Скала, млять, известняковая, пещер в ней наверняка полно, источников воды в них должно хватать. Выдолбить пруд, чтоб вода там сразу из нескольких собиралась, да водоподъёмник цепной с черпаками соорудить – и качай её себе наверх! Если даже и нет там такого потока, чтоб водяное колесо крутил, так с парой ступальных колёс четырёх рабов на это дело хватило бы за глаза, да и без них – десятка с небольшим, а у этих элитных обезьян, как и пятьсот лет назад, добрая сотня рабов-водоносов амфорами ту воду из нижнего города на Акрокоринф таскает!