Друзья и союзники Рима [с иллюстрациями]

– Какой смысл?! – махнул рукой Миликон, – Ясно же, что все твои поддержат тебя, и единогласия мне не видать! Но почему ты против?! Я же караю преступников!

– Разве? Значит, это мне послышалось, что ты собрался разоружить ВЕСЬ город?

– Но ведь там бунт!

– На то есть городской Совет Двадцати, два городских суффета и подчинённая им городская стража. Самоуправление города входит в число прав и вольностей его жителей, и ты не вправе вмешиваться в него. Таковы законы твоего царства, и ты – при всём нашем уважении к тебе, великий – первый обязан подавать своим подданным пример в их соблюдении. Кто станет уважать законы царства, если на них плюёт сам царь?

– Хорошо, дадим время городским властям самим покончить с беспорядками, – ворчливо согласился номинальный глава государства. Но если они не справятся…

– То мы окажем им помощь по их просьбе. Но и в этом случае разоружать весь город мы не будем.

– Насчёт моей присяги ты сказал "во-первых", – напомнил Миликон, – Значит, у тебя есть ещё и "во-вторых"?

– Разумеется, великий. Но сперва позволь мне закончить с твоей присягой, раз уж мы начали с неё. Допустим на миг, что мы все дружно сошли с ума и нарушили нашу Хартию, ущемив права и вольности какой-то части твоего народа и объявив её ВСЮ поголовно – без следствия и суда – преступной. В данном случае – этих финикийцев. Как ты думаешь, великий, о чём уже на следующий день после этого заговорят на советах своих общин лузитаны и кельтики? Не о том ли, что если сегодня ты грубо попрал права финикийцев, то где гарантия, что завтра ты не пожелаешь утеснить подобным же образом и их? Надо ли объяснять тебе, что о том же самом заговорят через несколько дней и конии, затем – здешние турдетаны, а после них – и приведённые тобой из Бетики? Для того ли они пошли за тобой сюда, в полудикую Лузитанию, чтобы сменить римский произвол на твой?

– Ну, это ты уж загнул, Фабриций! Местные, которых мы здесь покорили – это я ещё могу с тобой согласиться, но не мои же! Это же совсем другое дело! Это ж – МОИ! Когда же это я их обижал?

– Так ты и финикийцев Оссонобы ни разу ещё не обижал, а сейчас вот хочешь крепко обидеть, хотя и присягал на Хартии ВСЕМУ своему народу, в том числе и им. Если можно обмануть их, почему нельзя прочих? И почему бы не выходцев из Бетики как самых послушных и дисциплинированных? Их же веками притесняли и обманывали, им не привыкать. Сперва цари Тартесса, затем карфагеняне, потом римляне, а теперь вот ещё и ты на очереди. Разве не так рассуждал и ты сам год назад, когда жаловался нам на произвол римлян? И разве не так же рассуждали тогда вместе с тобой и все твои люди? Так как же им рассуждать теперь, если ты дашь им для этого ТАКОЙ повод? А ведь они – твоя главная опора, великий, и не в финикийцах этих дело, а в них, прежде всего в них…

– И в вас – не думай, что я не понял твоего намёка.

– И в нас тоже, – покладисто кивнул мой непосредственный, – Ты присягал всем, в том числе и нам, и мы не позволим тебе создать опасный прецедент.

– Ладно, с присягой понятно, и довольно об этом. Скажи мне лучше, что у тебя "во-вторых".

– А во-вторых, великий, позволь напомнить тебе ещё раз события прошлого года, а точнее – консульства Катона. Он срывал стены неугодных ему испанских городов и разоружал их жителей – и чего добился в результате? Разве не восстали все замирённые им города вновь, стоило только его консульской армии покинуть страну? Люди, прощавшие его предшественникам немалые поборы, не простили ему нанесённого им оскорбления. Ведь лишить свободных и вооружённых людей оружия и права владеть им – тягчайшее из оскорблений, и тебе ли не знать об этом, великий? Не ты ли сам жаловался нам на разоружение римлянами твоих соседей и хороших знакомых и на то, как это оскорбительно – из союзников превратиться в обыкновенных данников? Мы лузитан с кельтиками так не оскорбляем, хоть и ожидаем от них вооружённых бунтов. Ты сам их подавлял и видел, как даже лузитанские женщины бросались в схватку с фалькатами в руках. Представь себе только, что было бы, если бы ты попытался их разоружить. Так то – небольшие сельские общины, а ты сейчас хочешь оскорбить подобным образом целый лояльный тебе до сих пор город – и виноватых, и ни в чём не повинных. Какого отношения к себе ты хочешь от них после этого? А ведь ты – не Катон, великий, и тебя не ждёт отъезд в Рим для триумфа и дальнейшей карьеры. Тебе жить здесь и царствовать над этими людьми, и не в твоих интересах оскорблять их.

– Ну, так уж прямо и оскорблять! Ты преувеличиваешь, Фабриций. Ты был бы прав в отношении коренных испанцев – даже турдетан Бетики и бастулонов, но сейчас мы говорим с тобой о финикийцах. Разве на улицах финикийской части Гадеса не запрещено ношение оружия?