Друзья и соседи

— Я считаю, человека можно по-разному воспитывать. Для одного строгость — наилучшее средство. А к другому совсем иной подход нужен, его терпением, уговорами воспитать можно. А вот лично на меня знаете кто большое влияние оказал? Каких два человека? Никогда не догадаетесь…

Рая обвела нас лукавым взглядом.

Капитан улыбнулся.

— Можем погадать по системе «холодно» — «горячо».

— Ничего у вас не выйдет. Вы, наверное, скажете: отец, мать. Да, они, конечно, свою долю внесли. Отец — мастер на ЗИЛе, мама на швейной фабрике работает, они хорошие, я у них одна. Помню, когда а газете была заметка — «Звёздочку» сильно критиковали, и я там тоже была помянута, — отец ходил чёрный как туча и только одно мне сказал: «Раиса, ты нашу фамилию унизила». Но это давно было. А теперь вы скажите, кто же они, эти два человека, которые меня перевоспитали?…

— Мы их, наверное, не знаем, — сказал капитан.

— Нет, знаете. Уверена, что знаете!.. Одного фамилия — Шекспир, а другого — Островский.

Мы молча переглянулись, а Рая, довольная произведённым эффектом, продолжала:

— Готовили мы в народном театре «Укрощение строптивой», не всю пьесу, отдельные сцены. Мне Янов Александрович доверил роль Катарины и сказал: «Попытаемся создать образ строптивой итальянки на материале своенравной москвички». Это он, конечно, в шутку сказал. И вот наступила премьера, в зале народу полным-полно, родители пришли, отец очень важный был — не подступись: дочь — артистка. В роли Петруччо выступал Слава Тёмин, шофёр-таксист, исключительно темпераментный парень. Если видели «Укрощение строптивой», вы, наверное, помните, Петруччо говорит

Катарине: «Сначала стань хорошей», а я в ответ на его слова бросаю ему в лицо:

Я тоже говорить имею право
И всё сейчас скажу: я не ребёнок
Получше люди слушали меня;
А не хотите, так заткните уши,
Уж лучше дать свободу языку
И высказать, что в сердце накопилось.

Рая уверенно вошла в образ.

— И потом финал. Я, то есть Катарина, уже совершенно другая, её не узнать. Помните, что она говорит в финале:

Гнев губит красоту твою, как голод —
Луга зелёные; уносит славу,
Как ветер почки. Никогда, нигде
И никому твой гнев не будет мил,
Ведь в раздраженье женщина подобна
Источнику, когда он взбаламучен
И чистоты лишён, и красоты.

Рая вздохнула и провела рукой по лицу, словно снимая грим.

— А через год Яков Александрович поставил «Грозу» Островского, и опять мне главная роль досталась. Там была Катарина, а здесь Катерина — совсем иная женщина и характер совершенно другой… С «Грозой» интересно получилось. Роль Бориса исполнял Званцев из треста ресторанов, и не только в пьесе, он и в жизни стал за мной ухаживать, но мне это было совершенно ни к чему, потому что любила я другого человека. А Званцев с этим не посчитался и внёс в рисунок роли своё личное отношение. Тогда я думаю: ничего, останусь сама собой. И вот играем мы спектакль. Когда у меня там свидание с Борисом — между прочим, Званцева тоже зовут Борис, он мне говорит: «Кабы вы знали, Катерина Петровна, как я люблю вас!» А я ему отвечаю: «Не трогай! Не трогай меня!» После все говорили, что это очень сильно у меня получилось. А дальше, по роли, у Катерины чувство меняется: «Как увидела тебя, так уж не своя стала. С первого же раза, кажется, как бы ты поманил меня, я бы и пошла за тобой»… После спектакля Яков Александрович меня похвалил: «Я видел в глазах твоей Катерины и страдание, и любовь. Ты просто молодчина!» Нехорошо, конечно, что я хвастаюсь, но это его слова. И так мне это было радостно. Значит, я всё же сумела себя преодолеть, оказалась выше личных отношений…

Рая долго смотрела в окно, потом сказала:

— У нас в ресторане висит доска Почёта, там есть и моя фотография. Кто-то из наших сказал: «Это тебе, Рая, почёт по линии художественной самодеятельности». А я говорю — нет. Ну ведь, правда, какое дело посетителям, которые у нас обедают и ужинают, что я в свободное время выступаю на сцене? Они ж меня не в искусстве ценят, а в жизни, когда благодарности пишут…

Рая замолчала.

Мы тоже молчали. Мы открыто любовались ею, и мне вдруг показалось, что шумят аплодисменты, что я сижу в зрительном зале, а на авансцене, взявшись за руки и улыбаясь, кланяются — неукрощённая, полная огня Катарина и прекрасная Катерина — нежная и, по роли, печальная.

Самое основное

Ренэ Пикар — нотариус из Авиньона — не принимал участия в пресс-конференции. Присев на широкий подоконник, он с интересом разглядывал оживлённую московскую улицу. Город готовился к празднику: фасады зданий украшались кумачом и хвоей. На крыше высокого дома выстроились в ряд огромные сияющие буквы: «Да здравствует Великий Октябрь!»