Друзья и соседи

И тут я увидел в его руке зеленоватую треугольную бутылочку. В таких бутылочках когда-то давным-давно продавалась уксусная эссенция.

Володя держал в руке свою находку, испытующе глядя на меня. А я вспоминал, вспоминал.

Тем временем Володя извлёк из бутылочки пробку и вытряхнул себе на ладонь бумажку.

— Внутри было это письмо. Я сейчас вам его прочитаю вслух.

Володя аккуратно растянул бумажку, похожую на свиток, и, убедившись в том, что и я и отец терпеливо ждём, начал читать неожиданно изменившимся глуховатым голосом:

— «Здравствуйте, наши потомки! Мы, юные пионеры Новиков Константин, Конокотин Юрий и Калашников Сергей, клянёмся всегда быть честными и бесстрашными. Клянёмся вечно хранить нашу дружбу. Торжественно обещаем защищать до последней капли крови всё, что завоевали наши матери и отцы. Потомки! Если вы узнаете, что кто-нибудь из нас не выполнил нашу клятву, эту записку сожгите, а пепел развейте. Да здравствует мировая революция! Новиков К. М., Конокотин Ю. Н., Калашников С. В. Город Москва, 1 мая 1928 года».

Прочитав записку, Володя протянул её мне, и я сразу, с первого же взгляда узнал округлый и твёрдый почерк Кости Новикова.

— Спасибо, — сказал я тихо и замолчал.

Мне было трудно говорить. Пронин это заметил. Он улыбнулся и произнёс просто, без выражения:

— Бывает же такое.

— Теперь моя очередь, — сказал я, — моя очередь задавать вопросы.

— Пожалуйста, мы вам с Володей ответим, — сказал Пронин и пересел на тахту поближе к сыну.

— Как вы меня нашли и откуда вы узнали, что я тот самый Сергей Калашников?

— Отвечай, папа, — кивнул Володя. Главное он уже рассказал, а детали можно доверить и отцу.

— Как-то слушали мы вечером радио. Выступал журналист Сергей Калашников, рассказывал о поездке в Чехословакию. И тут уж не помню кто…

— Мама, — подсказал Володя.

— Точно. Жена сказала — позвоните на радио. Вдруг этот товарищ и есть тот самый Калашников С. В. На другой день Володя позвонил и спросил… Что ты спросил?

— Я спросил — скажите, а Калашников Сергей, который выступал, он москвич? Мне говорят — москвич. А я спросил — он был пионером? А этот товарищ, который со мной говорил, говорит — я не знаю, кто ты, мальчик или девочка, возьми карандаш и запиши номер телефона Калашникова. Позвони ему, и он ответит на все интересующие тебя вопросы.

— Почему же ты мне не позвонил? — спросил я у Володи, и он вдруг показался мне до удивления похожим на Юрку Конокотина в детстве — такой же светлый, коренастенький и совсем по-мужски сдержанный.

— А я вам три раза звонил, но никто не отвечал.

— На прошлой неделе?

— Ага.

— Я был в отъезде. И дома никого. Жена за границей, улетела с делегацией.

— Но я — то вас всё же поймал, — улыбнулся Пронин.

— Сергей Васильевич, — сказал Володя, — значит, это ваша клятва?

— Наша, — ответил я и почувствовал комок в горле. Как не хватало мне в эту минуту Кости Новикова, именно Кости. Юрка мог оказаться здесь в любой час. Прилетит из очередной командировки и придёт. Прочитает мальчишескую нашу клятву, прочитает, помолчит, как я, и сразу же вспомнит Костю и последнее его письмецо с Западного фронта…

— Вы хотите у нас взять свою клятву? — спросил Володя.

— Не знаю… А что?

— Я её ребятам многим читал. Мы придумали отдать её в музей.

— Нет. Не надо, — сказал я. — Не надо. Мы сделаем по-другому. Вернётся в Москву Конокотин…

— Юрий?

— Юрий. Соберёмся чисто мужской компанией — ты с папой, мы с Юрой, вместе прочитаем это… Потом ты позовёшь кого-нибудь из своих самых верных друзей. И вы тоже напишете, о чём думаете, что обещаете, и поставите свои подписи. Положим обе бумажки в эту самую бутылочку и спрячем её туда же в дупло…

— И что будет потом? — спросил Володя, и по глазам его, полным света, было видно, что он отлично знает, что будет потом, через двадцать, через тридцать, через сорок лет.

— Наши потомки, которых, возможно, ещё нет на свете, тоже полезут обновлять скворечник, найдут эту бутылочку, все прочитают и узнают — чем мы жили, о чём мечтали, во что верила.

— Это хорошо, — серьёзно сказал Володя. — Так и сделаем.

— Если там где-нибудь найдётся местечко, я, пожалуй, тоже распишусь, — улыбнулся Пронин.

— А сейчас, Володя, проводи меня туда.

Мы вышли из подъезда втроём. Володя уверенно шёл впереди. Мы обогнули громадный дом, за ним другой.

— Вот он, — сказал Володя, — смотрите!..

На пригорке, словно под охраной светлых каменных ладоней, стоял высокий старый тополь.

На дереве уже набухли тяжёлые почки, и ветерок донёс откуда-то сверху свежий запах весны.

Катарина и Катерина

Проявил инициативу капитан. За окном ещё сверкали огнями пригороды, а он уже сказал:

— Товарищи, нам вместе ехать долго, так что давайте, как говорится, представимся друг другу.

Нас было четверо в купе, и мы познакомились. Соседи узнали, что я врач, а я узнал, что десятое место занимает инженер, одиннадцатое — капитан, а двенадцатое — девушка по имени Рая.

— Это очень кратко — Рая, — сказал капитан. — Для начала нам придётся угадать вашу профессию.

— Попытайтесь.

— Мы будем гадать, а вы говорите: «холодно», «горячо», ладно?