Друзья и возлюбленные (сборник)

В то время еще не умели бороться с болезнью. В Лондоне нашлись бы добрые сердца и руки, готовые оказать помощь, но они еще были недостаточно сплочены для того, чтобы противостоять столь стремительному врагу. Есть немало больниц и благотворительных учреждений, но большинство из них находится в Сити и содержится на средства отцов города для бедняков и членов гильдий. Немногочисленные бесплатные больницы плохо оборудованы и уже переполнены. Грязный, расположенный на отшибе Лаймхаус, всеми позабытый, лишенный всякой помощи, вынужден полагаться только на себя.

Джон Ингерфилд созывает старейшин и с их помощью пытается пробудить здравый смысл и рассудок у своих обезумевших от ужаса рабочих. Стоя на крыльце конторы и обращаясь к наименее перепуганным из них, он говорит о том, какую опасность таит в себе паника, и призывает к спокойствию и мужеству.

– Мы должны встретить эту беду и бороться с ней как мужчины! – кричит он сильным, перекрывающим шум голосом, который не раз сослужил службу Ингерфилдам на полях сражений и в разбушевавшихся морях. – Здесь нет места трусливому эгоизму и малодушному отчаянию. Если нам суждено умереть, мы умрем, но с Божьей помощью постараемся выжить. В любом случае сплотимся и поможем друг другу. Я не уеду отсюда и сделаю для вас все возможное. Ни один из моих людей не будет забыт.

Джон Ингерфилд умолкает, и за его спиной раздается нежный голос, чистый и твердый:

– Я также пришла сюда, чтобы быть с вами и помогать мужу. Я организую уход за больными и, надеюсь, окажусь вам полезной. Мы с мужем сочувствуем вам в беде. Уверена, что вы будете мужественны и терпеливы. Мы вместе сделаем все возможное и не будем терять надежды.

Он оборачивается, готовый увидеть за собой пустоту и подивиться помрачению своего рассудка. Она берет его за руку, они смотрят друг другу в глаза, и в это мгновение, в первый раз в жизни, каждый из них по-настоящему видит другого.

Они не говорят ни слова. На разговоры нет времени. У них много работы, срочной работы, и Анна хватается за нее с жадностью женщины, долгое время тосковавшей по радости, которую приносит труд. И глядя, как она быстро и спокойно движется среди обезумевшей толпы, расспрашивая, успокаивая, мягко отдавая распоряжения, Джон начинает думать: вправе ли он позволить ей остаться здесь и рисковать жизнью ради его людей? А как он может помешать ей? Ибо только сейчас к нему приходит осознание: Анна не его собственность, он и она как две руки, повинующиеся одному господину, и, работая вместе и помогая один другому, они не должны мешать друг другу.

Пока Джон еще не до конца понимает все это. Сама мысль кажется ему новой и странной. Он чувствует себя как ребенок в волшебной сказке, внезапно обнаруживший, что деревья и цветы, мимо которых он небрежно проходил тысячи раз, могут думать и говорить. Один раз он шепотом предупреждает ее о трудностях и опасности, но она отвечает просто: «Я обязана заботиться об этих людях, так же как и ты. Это моя работа», – и он больше не встает у нее на пути.

Анна обладает чисто женским врожденным умением ухаживать за больными, а острый ум заменяет ей опыт. Заглянув в две-три грязные лачуги, где живут эти люди, она убеждается, что для спасения больных необходимо поскорее вывезти их оттуда. И она решает превратить во временную больницу огромную контору – длинную, с высоким потолком комнату на другом конце пристани. Взяв в помощь семь или восемь самых надежных женщин, на которых можно положиться, она приступает к осуществлению своего замысла. Обращается с гроссбухами бережно, словно это томики стихов, а товарные накладные – уличные баллады. Пожилые клерки стоят ошеломленные, воображая, что наступил конец света и мир стремительно проваливается в пустоту, но их бездеятельность замечена, и вот они сами совершают святотатство и помогают разрушению собственного храма.