От тоски я решил спуститься к почтовому ящику в надежде на получение свеженького номера «Юного натуралиста», но в ящике лежали лишь пахнущие краской «Сальская степь» и «Пионерская правда». В местной газете на первой странице напечатали сводку удоев по колхозам и совхозам за прошлый месяц. К моему удовлетворению, самыми производительными оказались буренки колхоза, где живут мои бабушка с дедушкой. И статистическая информация меня обрадовала. А после того как полистал «Пионерку», мне пришла идея написать план работы или программу нашей пионерской организации школы, чтобы было о чем на собрании говорить. Увлекшись идеей, я взял новенькую тетрадку из стопки к учебному году, и на обложке появилось:
ПРОГРАММА РАБОТЫ
ПИОНЕРСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
САЛЬСКОЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ № 5
Я начал размышлять над ее содержанием. Затем на первой странице написал:
После добавил еще один пункт. Он мне показался самым интересным:
Я планировал дописать сюда еще и выращивание овощей, но мне летней картошки хватило с головой. Еще в школе заниматься! А идея с пчелами меня давно захватила, еще когда я повесть Николая Носова читал «Дневник Коли Синицына». Раз сахара у нас в стране нет, то будем в школе мед делать, хоть сахар и вкуснее! А вот насчет кроликов мысль была моей. Но мы их будем разводить не для столовой, а для красоты. Потому что кроликов жалко. Но не только! У нас каждый бы смог после какого-нибудь «тройбана» или еще хуже – «двояка» зайти в школьный крольчатник, взять в руки пушистого ушастика. И уже не так грустно! А на мясо их не надо, не по-пионерски такое. Вот, и идея годная родилась – психологическая реабилитация школьников при помощи кролик ов.
Пока я размышлял над следующим пунктом программы, услышал знакомый перезвон и глухой стук. Кто-то раз шесть нажал кнопку дверного звонка у нашей двери, обитой по общей моде дерматином с золочеными гвоздиками, и, неудовлетворенный молчанием, решил стучать. Так мог сделать только Ярик Корнев. Его кавалерийский стиль был легкоузнаваемым. Мы с ним дружили, или, как тогда говорили, корешились[8]
.Ярик жил через стенку от нас, но в другом подъезде. Только появившись в дверном проеме, он заорал, выпучив глаза:
– Включай телевизор! Горбачёва[9]
свергли! И теперь у нас все иначе будет!Коллекционер Ярик
Мы с Яриком на двоих собирали коллекцию почтовых марок. Ими увлекались почти все. У нас было два одинаковых альбома с красовавшейся на обложке надписью «Октябрь. 1917–1987». Внутри мы написали: «Коллекция Д. Бобрикова и Я. Корнева». Марки подразделялись на категории. Самыми престижными казались «звери и птицы», затем «машинки, техника, космос», потом «цветочки», следом «художества», еще были с советской символикой, ну и спортивные. Ненужными и малоценными считались так называемые «головки» – изображения разных деятелей культуры или еще каких-то сфер. Умники еще обращали внимание на наличие печати: гашеные были хуже тех, «которые можно отправить по почте». Но дурачков из последней категории я в жизни не встречал. Кто ж хорошую на конверт налепит? Для этого простые на почте есть, людям ненужные!
Серии и блоки ценились гораздо выше, чем отдельные марки. Имело значение и то, где она изготовлена. Самыми простыми считались советские, венгерские MAGYAR POSTA, болгарские, монгольские, вьетнамские, кубинские, кампучийские. Редкими и ценными были марки из капиталистических стран. Их у нас не продавали, и можно было только выменять по большому счастью. Одну американскую «головку» можно приобрести за небольшую советскую серию «птиц». Можно потом ходить и показывать: а у меня «головка» американская есть. Кому она принадлежала, какому человеку, мы, как правило, не знали. Да и не важно это было. Запрещенное, чужое – оно всегда интереснее. За границей лучше, чем у нас, – так все считали, да и по телевизору рассказывали. Даже мама мне говорила: «Сегодня у меня ответственный день – на заводе будут делать несколько станков на экспорт в капиталистические страны». Я спрашивал у нее: «А разве для наших не так ответственно?» На что мама смотрела на меня с укоризной и качала головой.