Друзья и звезды

В.М. Месяц, переводчиком на огромной советской выставке. Нас было три переводчика: два из Института международных отношений и я, единственный из МГУ. А всего сколько раз я был в Голландии, я не знаю… больше ста раз, вероятно.

М.В. Получается, фактически вы летали взад-вперед Москва — Амстердам.

В.М. Раз пять-шесть в год я летал. На неделю, на полторы — по-разному.

М.В. Когда вы переводили упомянутым Суслову, Щербицкому, — это было в Голландии?

В.М. Нет, они туда не ездили никогда. Это было ниже их достоинства.

М.В. Это сюда голландские камрады приезжали на инструктаж, на отдых и за деньгами?

В.М. Нет. Дело в том, что Голландская компартия говорила, что у них десять тысяч членов. Но я-то знал, что у них нет десяти тысяч членов. Они внушали всем, и нашим в том числе, что их много, вот поэтому с ними поддерживали отношения наши партийные власти.

Я очень подружился со многими руководителями этой партии. Мы вместе пиво пили. Они ведь очень простые люди, голландцы. Мы пиво вместе пили, и в какой-то порнотеатр они меня сводили, показали там. Но у них было две вещи, из-за которых наша власть не могла с ними сотрудничать серьезно. Во-первых, они все время за права человека выступали. И во-вторых, у них там ну если не полпартии, то одна треть — это были гомосексуалисты и лесбиянки.

М.В. Уже тогда?

В.М. Да, уже тогда, это они очень поддерживали, потому что это права человека. А нашим разве можно было объяснить такое. Поэтому наши бонзы старались туда не летать.

И когда проходили съезды Голландской компартии, от Союза меня одного посылали часто на эти съезды. Я им привозил оттуда, значит, свои доклады о происходившем — по тридцать — сорок страниц. Красивые я писал им эти доклады. Они никак не могли понять, зачем так много — но красиво смотрелось.

М.В. Вопрос безобразный, но сугубо профессиональный: в Комитет, в КГБ, приходилось писать отчеты о поездке?

В.М. Нет, от меня сами писали. Мои отчеты брали и переписывали.

М.В. Когда-то у нас в Ленинграде все переводчики, работавшие в «Спутнике» и в «Интуристе», проводив группу за вертушку в аэропорту, среди прочих обязанностей садились и писали отчет для своего куратора из Комитета Госбезопасности о работе с группой.

В.М. Я знаю.

М.В. Вот про это я и спрашиваю.

В.М. Но дело в том, что я-то работал с ЦК партии, а ЦК к себе КГБ близко не подпускало. И они очень боялись, комитетчики, ЦК партии, потому что любой референт (у меня был чудесный референт по Голландии — Юлий Дмитриевич Кошелев) — он мог позвонить зампреду КГБ и сказать: вы не туда лезете! И тот должен был сдать назад.

М.В. Слушайте, Володя, как высоко вы ходили!

В.М. Ох как высоко! За три рубля. Три рубля в день. И шестиразовое питание. Это я когда работал на съездах партии…

М.В. Три рубля в день — это не самые большие командировочные…

В.М. Но я много ездил в Голландию, мне было очень приятно. Я все время собирал там какой-то материал себе, у меня были потрясающие знакомые: от самых верхов — от королевских — до самых бомжей, хиппи каких-то. Хиппи потом стали послами.

М.В. Жутко любопытно: ваши первые впечатления от Христиании? В те времена советский человек и вообразить себе не мог этой коммуны левых маргиналов и нарков.

В.М. Ну, я вам так скажу: первое впечатление о Голландии — Амстердам. Я прилетаю, мы едем на автобусе в огромный выставочный комплекс, где нам предстоит работать. Первое, что я вижу, — огромная вышка, на вершине которой реклама Marlboro крутится. Я думаю: елки-палки — Европа-па-па! А второе впечатление, когда мы туда приехали, голландцы нас встречали, и они дали нам коктейль Campari Orange — Campari, а в него добавили апельсиновый сок. И вот у меня лет 10 после этого ощущение было: если я приехал за границу и не выпил Campari Orange — значит, я еще не приехал за границу.

М.В. Это потрясающе. Первый раз в жизни я читал лекции в Италии, в Милане, и в первый же вечер я из мини-бара в номере гостиницы вытащил пузырек именно Campari. Вылил в стакан, понюхал, добавил капельку сока, выпил — понравилось. Вкус — списьфициский. После этого я стал выпивать оба эти пятидесятиграммовых флакончика каждый вечер. У меня это оказался тоже первый заграничный алкогольный напиток.

Вот таким образом на Campari мы с вами наконец подошли к эпохе перестройки и к вашему вступлению в телевидение. Итак. Как вы пришли на телевидение?

В.М. Я хотел уходить из АПН, потому что невозможно было дальше работать в Голландии. Дело в том, что в Голландии оба журналистских места были заняты не журналистами. Во всех странах журналист один хотя бы сидел, а здесь — нет. Ну о-очень сладкая страна.

М.В. А интересно — один от Комитета, а другой от ГРУ?

В.М. Оба от Комитета. Симпатичные ребята. И когда одного выгнали власти, что-то он не то сделал, а второй еще язык не выучил, — тогда-то как раз меня и позвали на годик. Но ровно на год, сказали: 1-го декабря едешь в Голландию — и 1-го возвращаешься.