Друзья Мамеда

Остальные тоже стали принюхиваться, но ничего не могли понять.

— Эх, вы! — сказал Гамид. — Борщом, настоящим мясным борщом!

— Что ты выдумываешь? — набросились на него. — Только дразнишь.

— Борщ ночью не варят, — сказала Салимат серьезно, — борщ варят утром или днем, чтобы к обеду был готов.

— А я бы, пожалуй, и среди ночи не отказался от тарелки горячего борща, да еще с мясом или с мозговой костью, — мечтательно проговорил Леня.

— А я даже и без мяса согласен, — вставил Гамид, — можешь мне отдать свою порцию, если не желаешь без мяса. — Даже и тут Гамид не удержался, чтобы не пошутить.

Так было и в училище, когда мы работали по две смены. В ночную пору глаза у всех слипаются, кажется, стоя готов заснуть, нет сил слова сказать, а Гамид как ни в чем не бывало шутит и посмеивается. Нарочно подденет кого-нибудь. Сначала ребята отвечают неохотно, еле-еле языком шевелят, а потом развеселятся, и сон пройдет. Так он и сейчас. Сейчас все не спать хотят, а есть. Мы ничего не ели с самого утра. Еще вчера продукты, которые нам выдали на дорогу, подошли к концу. Утром сегодня наш воспитатель Коста Фунтич выдал нам остатки и сказал, что это порция на весь день. Но мы думали, что к вечеру будем уже на берегу и в городе нас ожидает сытный обед, поэтому съели все сразу. Да, по правде говоря, там и было всего ничего — хлеб и опять по куску селедки, да еще немного сахару, Коста Фунтич — наш новый воспитатель.

Перед самым отъездом, когда демонтировали завод, нас послали в цех, где находился главный конвейер. Рабочие снимали и упаковывали оборудование, а мы помогали всё перетаскивать и грузить на машины. Распоряжался погрузкой Захар Иванович. Нагрузив очередную машину, мы остановились на несколько минут передохнуть. Захар Иванович окликнул нас. Спросил: «Устали? — И, не дожидаясь ответа, сказал: — Скоро закончим». Сам он был очень усталый, с покрасневшими от бессонницы глазами. Кто-то спросил, когда будет посадка на пароход.

«Уже идет, — ответил Захар Иванович. — Недавно отправили семьи рабочих. Следующая очередь ваша — училище. А потом уже мы».

«А разве вы не с нами?»

«Нет, ребятки. Я теперь старший в группе, которой приказано демонтировать и сопровождать главный конвейер. А у вас будет другой воспитатель. Да вы его знаете — Лавров».

Лаврова мы знали — он был воспитателем в соседней группе.

«А теперь и вашу группу ему подбросили».

«Как же так, Захар Иванович! — закричали ребята. — Что же, вы в училище не будете больше работать?»

«Не знаю. Пока вот другое задание. Да я вам уже не нужен. Скоро будете работать самостоятельно. Вы у меня молодцы. Если бы не эвакуация, перевели бы вас на завод — и тебя, Гамид, и тебя, Осман, и тебя, Гусейн… И тебя, конечно, Коля. Уже давно следовало перевести. Да, честно говоря, я немного задержал тебя в училище. Ты ведь у меня первый помощник. Вот я и хотел, чтобы новички немного привыкли, подучились. Ну, а теперь и смена подросла», — кивнул он на меня.

Только сейчас я понял, почему Захар Иванович назначил меня старостой вместо Коли. Понял это и Коля. Он смущенно посмотрел на Захара Ивановича и отвернулся. Наверное, ему было стыдно, что он тогда обиделся.

«А почему же вы не сказали…» — начал я.

«Что — не сказал?» — повернулся ко мне Захар Иванович.

Я хотел спросить Захара Ивановича, почему он нам ничего не объяснил тогда, но почувствовал, что спрашивать не надо. Ведь Захару Ивановичу и в голову не пришло, что Коля может обидеться. Да и время такое — столько дел, и забот, и горя. Не до мелких обид.

«…Почему же вы не сказали, что не будете больше у нас в училище?» — закончил я свой вопрос.

«Не успел, — виновато сказал мастер. — Видишь, что делается».

И правда, Захара Ивановича уже искали. Кто-то подошел подписать срочную бумагу. Кто-то спрашивал, когда подадут машины. Наш мастер заторопился:

«Ну, ребятки, увидимся на пароходе».