Друзья мои, приятели. Три юмористические повести

— Смех — дело полезное, — добавил Петька.

— Смотря для кого, — ответил милиционер. — При исполнении служебных обязанностей смеяться нельзя. Пойду товарища майора спрошу, какого он теперь обо мне мнения.

Когда он ушёл, ребята рассмеялись, — не над ним, конечно, а просто так, весело им было потому что.

В клетках порыкивали львы, будто волновались перед выступлением, как артисты.

Верещали и пронзительно вскрикивали попугаи.

Изредка, будто пробуя голос, трубил ослик.

Мимо сновали артисты в ярких костюмах.

Рабочие проносили и катили какие-то диковинные сооружения, странные предметы.

Прибежала Эмма, протянула ребятам эскимо — каждому по штуке — и сказала:

— Это вам от Эдуарда Ивановича. Я выступаю сейчас первой, потом поеду сидеть с дедушкой, а Григорий Васильевич приедет сюда.

— Смотри, с лошади не грохнись, — проговорил Владик и покраснел.

— Это исключено, — ответила Эмма и, помахав рукой, убежала.

Ребята пошли в зрительный зал, где и увидели

Самый потрясающий номер нашей программы! СМЕРТЕЛЬНЫЙ ТРЮК! ЗАТРЕЩИНА! Барабаны — дробь!

— Противная бабка! Самая противная бабка на свете! Больше ни разу не возьму её с собой в цирк! — сказала Сусанна ребятам.

А бедная младшая бабушка, самая послушная, вытирала слёзы.

Ребятам стало неловко и стыдно за злую девчонку.

— У тебя совесть есть? — спросил Виктор.

— А тебя не спрашивают! А тебя не спрашивают! Вам хорошо: вы мороженое едите! А эта бабка не покупает мне! Денег жалеет! А сама пенсию получила! У-у-у, нисколько не люблю тебя, противная!

— Да, солнышко моё, нет у меня с собой больше денег…

— Жадина! Жадина! Жадина! Жадина!

И тут ребята протянули руки.

— На!

— На!

— На!

— НА!

Виктор,

Лёлишна,

Владик

и даже Петька

протянули Сусанне свои эскимо.

А она замахнулась.

И как ударит по Петькиной мороженке…

И тут младшая бабушка, самая послушная, встала.

И дала единственной, любимой, с музыкальными способностями внучке такую ЗАТРЕЩИНУ, что Сусанна втянула голову в плечи.

Да ещё закрыла глаза.

Да ещё прикрыла голову руками.

Казалось, во всем цирке наступила тишина.

— Надоело, — сказала бабушка. — Всему, даже любви, есть предел. Марш за мной.

И направилась к выходу.

— Ба-ба-бабуленька… — всхлипнула злая девчонка и двинулась за ней следом.

— Наконец-то, — проговорил Петька. — За такое дело и эскимо не жалко.

Ребята по-братски разделили мороженое, заработали языками и ждали начала второго отделения.

А Лёлишна сказала:

— Кончилась у Сусанны счастливая жизнь. Сейчас её начнут воспитывать.

А на улице происходило следующее.

Бабушка шла, не оглядываясь, не обращая внимания на просьбы внучки пожалеть, простить, не сердиться, хотя бы — остановиться.

Устав ковылять в туфлях на высоких каблуках, Сусанна сняла их и несла в руках — вот была картина!

Люди только диву давались, глядя на неё.

Хорошо ещё, что обескураженная Сусанна не орала на всю улицу, как обязательно сделала бы раньше.

К тому же она просто боялась идти домой, словно догадывалась, что младшая бабушка, бывшая самая послушная, задумала что-то ужасное.

Надо вам сказать, что я не случайно употребил слово ЗАТРЕЩИНА. Это был не какой-нибудь там шлепок или лёгкий подзатыльник, а настоящий удар.

Им бабушка словно отомстила злой внучке за все её капризы и издевательства сразу.

Сдаваться, между нами говоря, младшая бабушка не собиралась. И если бы сейчас Сусанна попробовала бы безобразничать, то получила бы удар ещё сильнее.

И внучка чувствовала это.

Она и не пыталась запугать бабушку, как обязательно сделала бы раньше.

Она пыталась разжалобить.

— Бабуленька, — слабым голоском позвала внучка, — я падаю. Ты слышишь? Падаю на твёрдый-твёрдый асфальт. Личиком вниз. Слышишь?

— Падай, — не оборачиваясь, ответила бабушка, — падай сколько тебе угодно.

— Но я же разобьюсь!

— Разбивайся!

— Потечёт кровь!

— Пусть течёт!

— А как же ты будешь жить без меня?

— Замечательно.

Тогда Сусанна обогнала её, загородила дорогу и спросила самым жалобным тоном, на какой только была способна :

— Ты ведь любишь меня?

— Нет, — ответила бабушка и пошла дальше.

— Неправда! — крикнула Сусанна. — Ты сама говорила, что меня нельзя не любить! Ты сама говорила, что я осветила твою жизнь! Бабуленечка! Бабулюсенька! Самая лучшая на свете! Тебя нельзя не любить! Ты осветила мою жизнь!

Бабушка не отзывалась.

И тут Сусанну

взяла

злость.

Она, то есть Сусанна, пошла в последний или, вернее, в предпоследний бой.

Она села на асфальт, застучала по нему туфлями.

И завизжала.

Но бабушка не остановилась,

не оглянулась, а

шла дальше.

Сусанна за ней несколько шагов пробежала на четвереньках.

Потом вскочила на ноги.

Обогнала бабушку и помчалась вперёд, уверенная, что её окликнут.

Не окликнули.

Злая девчонка обернулась, швырнула бабушке под ноги туфли.

И помчалась дальше.

Ей надо было успеть раньше бабушки, чтобы ей, младшей и послушной, досталось! Чтоб ей попало как следует!

А в это время в цирке закончилось выступление Эммы. Она быстро переоделась и вскочила на Аризону.

И поехала за Григорием Васильевичем.