Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

На этот раз Розенбах уже прислушался к мнению дипломата и отменил циркуляр Гродекова[359]. Вследствие твердой и аргументированной позиции Чарыкова не получила никакого продолжения и инициатива Нестеровского по отмене права туземных евреев на приобретение недвижимости в сельской местности. Хотя Розенбах в 1886 году и добился внесения ряда изменений (среди них – образование Самаркандской области и учреждение Ферганского ирригационного управления)[360] в рамках разработанного графом Николаем Игнатьевым нового проекта Положения об управлении Туркестанского края, никто не нашел нужным вводить какие-либо ограничения для туземных евреев.

Это Положение об управлении Туркестанского края, изданное в начале 1887 года, преследовало цель ускорить слияние края с Внутренней Россией путем постепенного распространения в недавно завоеванной колонии общих российских законов. В результате в Туркестане на разных уровнях управления можно было встретить множество военных чиновников, недовольных новым Положением, поскольку оно урезало их самостоятельность. С одной стороны, оно бюрократически задерживало решение многих административных вопросов, а с другой – освобождало военных чиновников от ряда обязанностей и в какой-то мере делало их деятельность подконтрольной другим учреждениям. Приехавший в 1892 году в Туркестан русский путешественник Евгений Марков, отец Николая Маркова – председателя Главного совета черносотенного Союза русского народа, записал жалобы некоторых офицеров-старожилов на распространение на край общероссийских судебных уставов. Если раньше уездные начальники своей волей могли арестовывать туземцев на семь дней или штрафовать их на 15 рублей, то после выхода Положения такие наказания стали обжаловаться. Вслед за офицерами Марков возмущался решениями приехавших «с Невского проспекта» молодых юристов и опасался, что все достижения по воспитанию «кровожадных азиатов» будут утрачены[361].

Юлия Головнина, путешествовавшая по краю в 1898 году, тоже сетовала на последствия введения нового Положения, выразившиеся в падении авторитета должностных лиц. Сарты уже не вставали и не кланялись во время визита губернатора на базар, как это было в кауфманские времена. Уездного начальника не уважали, поскольку туземную администрацию он больше не назначал – теперь она выбиралась, о чем мы поговорим позже. Теперь он уже не мог судить и одаривать подвластное ему население. Жалованье его сократили[362]. Вне сомнения, эти выводы были написаны под впечатлением всего рассказанного ей – например, сырдарьинским военным губернатором Николаем Корольковым, на даче которого писательница останавливалась.

Точно такие же сетования мы встречаем и у Алексея Куропаткина в его книге «Задачи русской армии». Особое возмущение Куропаткина вызвало предоставленное судебным учреждениям право отменять какие бы то ни было решения военной администрации[363]. Курьезно утверждение Куропаткина об отсутствии злоупотреблений среди чиновников уездной администрации Закаспийской области, за которыми была сохранена сильная власть благодаря его же усилиям на посту военного губернатора в 1890–1898 годах и позже, в 1898–1904 годах, на должности военного министра. Дело в том, что во время написания указанной книги, изданной в 1910 году, еще не были известны выводы ревизии Палена, обнаружившей именно в этой области самую большую коррупцию и незаконное применение силы к местному населению[364].

Для распространения на Туркестан общеимперских законов в Положение была также введена статья 262-я, запрещавшая приобретение недвижимых имуществ иностранными подданными и «лицами нехристианских вероисповеданий». Исключение делалось для туземцев края и соседних с ним государств[365], под которыми подразумевались, прежде всего, зависимые от России Бухара и Хива. С юридической точки зрения это исключение давало право приобретать недвижимые имущества в Туркестане не только бухарским евреям, имевшим статус туземцев, но и евреям соседних государств, туземцами которых, в российских дефинициях того времени, они фактически являлись. Однако часть туркестанских чиновников, малознакомых со спецификой законодательства в отношении бухарских евреев, стали к этому времени видеть в них в первую очередь не туземцев, а бесправных по русскому законодательству евреев. Поэтому с выходом Положения судебные чиновники начали отказывать бухарским евреям обеих вышеназванных категорий в праве приобретения недвижимости[366].