Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917

Подавляющее большинство бухарскоподданных предпринимателей-евреев вели торговлю с годовыми оборотами на десятки тысяч рублей. На их фоне особенно крупными торговыми оборотами выделялись торговые компании братьев Иссахаровых, Пинхаса Рыбакова, Пинхаса Шамуилова с братьями (по 0,5 млн рублей у каждой), Календаря Юшаева с братьями, Йонатана Софиева с братьями и Або Худайдатова (по 300 тыс. рублей у каждой)[626].

Продолжительная процедура получения разрешений на въезд в край мешала предпринимательству и ставила бухарскоподданных евреев в невыгодные условия по сравнению с торговцами-мусульманами. Поэтому, ободренные увеличением ежегодного срока пребывания в Москве, они попытались добиться от местной администрации прежнего порядка выдачи разрешений на въезд в Туркестан, т. е. без сбора сведений о «вредности» того или иного еврея. Но эта попытка ни к чему не привела[627].

Военное министерство строило новые планы по ограничению прав евреев в Туркестане. В 1902 году Куропаткин потребовал от генерал-губернатора принять меры к ограждению населения края уже от персидских, афганских и прочих азиатских евреев[628]. Тогда же министерство было озабочено переходом в руки евреев недвижимости в Керках, Патта-Гиссаре, Новой Бухаре (ныне – город Каган) и Чарджуе (ныне – Чарджоу). В этих местах Бухарского эмирата в конце 1880-х годов XIX века возникли русские военные опорные пункты, получившие затем права экстерриториальности. В результате они официально стали называться «русские поселения», в них стало жить много русскоподданных гражданских лиц. Административно поселения подчинялись Политическому агентству в Бухаре. Армейские гарнизоны в Новой Бухаре и Чарджуе охраняли линию железной дороги. Пограничные укрепления в Керках, Патта-Гиссаре и в основанном в 1900 году русскими Термезе охраняли границу с Афганистаном и водный путь по реке Амударье. С 1895 года в этих укреплениях были установлены и пункты таможенного контроля[629].

В 1903 году Военное министерство предложило обусловить прежнее свободное приобретение бухарскоподданными евреями недвижимости в Новой Бухаре, Керках и Чарджуе их вступлением в русские купеческие гильдии в одном из признанных пограничными городов Туркестанского края[630]. Об этой инициативе не побоялись отрицательно отозваться генерал-губернатор Николай Иванов и политический агент в Бухаре Яков Лютш. Они заявили, что эмират – родина бухарских евреев и лишать их права на приобретение там недвижимости было бы несправедливо. После того как сменивший скончавшегося Иванова Николай Тевяшев (состоявший в должности в 1904–1905 годах) поддержал своего предшественника, Военному министерству пришлось отказаться от планируемой меры[631].

Различия в подходах Военного министерства и местных администраторов часто проявлялись и по отношению к проживавшим в крае ашкеназским евреям. В 1902 году Иванов захотел разрешить пользовавшемуся большим уважением в Ташкенте врачу амбулаторной лечебницы для туземного мужского населения Якову Магнетштейну приобрести дом. Добиваясь на это согласия Куропаткина и сообщив, что знает врача с самой лучшей стороны, Иванов далеко не формально просил: «…содействие будет принято мною как знак особенного ко мне с Вашей стороны внимания». Однако Куропаткин не внял просьбе старого туркестанского администратора, в результате чего врач был награжден только утешительным орденом[632]. Как тут не вспомнить характеристику, которую дал Куропаткину еще до его назначения министром русский государственный деятель Александр Абаза: «…умный генерал, храбрый генерал, но душа у него штабного писаря»[633].