Друзья с привилегиями

Тяжело вздыхаю и наконец присаживаюсь рядом с ней на кровать. Опустив голову вниз, перебираю пальцы, коснувшись предплечьями бедер с внутренней стороны.

– Мам, ты никогда не думала, что я… – продолжаю прожигать взглядом свои руки, не решаясь взглянуть на маму.

Кажется, что я увижу в её взгляде разочарование.

– Ты никогда не думала, что я живу как-то не так?

– Ты уже взрослый, я не могу говорить, как тебе жить. – Тут же вскидываю голову, повернув её влево, и нахожу маму растерянным взглядом.

– Да? А что это было сейчас внизу?

– Это другое, – мягко произносит мама, слабо улыбнувшись. – Ты ведь и правда был в компании. У тебя гости. Неприлично как-то, – чувствую, что её голос смягчается на максимум, на который только возможно, и слабо прищуриваюсь.

– Каждый раз, когда ты меня отчитываешь, я хочу съехать, – бесцветно произношу, наблюдая за тем, как уголки губ матери медленно опускаются вниз. – Не знала об этом?

– Не знала. Ты не говорил, – так же сухо отвечает, будто у нас вновь бизнес-встреча, а не слишком редко происходящие разговоры по душам.

– Теперь знаешь.

– Однозначно.

Мы замолкаем, отвернувшись друг от друга. Закатываю глаза, рвано выдохнув. Мне так тяжело с ней, и я не понимаю, почему. Почему вдруг всё стало так запутанно? Мне показалось, что наши отношения вышли на новый уровень, но по сути они стали только более запутанными и безнадёжными. Или всё дело как раз в том, что они стали более искренними?

– Виль, прости меня, – мама первая разрывает тишину, которая слишком сильно давила на нас последние пять минут. – Я знаю, почему ты хочешь съехать, я была ужасной матерью для тебя, – её голос начинает подрагивать, и я глубоко вздыхаю.

– Ну, нет, мам, перестань, – лениво протягиваю и поворачиваю голову, найдя её глазами. – Ты, что, плачешь?

Вскидываю брови, заметив, как мама прикрывает лицо ладонями. Моментально чувствую яростное желание прижать её к себе и успокоить, но его я тоже прячу глубоко в сердце, не давая порыву вырваться наружу.

– Нет, – мама проводит подушечками пальцев по щекам, смахивая слёзы, и заправляет прядку волос за ухо. – Как это глупо. Я же сама и виновата в том, что со мной происходит. А ещё и тебе показываю свои слабости, – она поднимает взгляд, встретившись со мной глазами. – Я должна быть сильной для тебя.

– Мам, ты никому ничего не должна, – наконец понимаю, откуда у меня загоны про всесильную личность, и мягко усмехаюсь. – Тем более мне.

– Меня не было рядом, когда ты в этом нуждался, – мама начинает вглядываться в мои глаза. – Когда погиб твой отец, я… – Сжимаю челюсть, вспомнив истинную причину моего нежелания покидать этот дом. – Я ушла в себя. Ведь так?

– Так, – отвечаю сухо, бесцветно.

– Но я должна была быть с тобой.

– Но не была. Проехали, мам, – небрежно кидаю, отвернувшись от неё, и почему-то вновь закрываюсь.

– Не проехали.

Уголок моего рта невольно приподнимается вверх. Вот она – наша семейная настойчивость.

– Виль, я знаю, что я не смогу восполнить все те годы, что меня не было рядом с тобой, но я могу попытаться быть рядом с тобой сейчас. Если ты позволишь.

– Ты и так рядом, – поджимаю губы, продолжая рассматривать шкаф в спальне.

– Нет, не физически, а… морально. Поддерживать тебя. Слушать.

Устало поворачиваю голову, встретившись с ней взглядом. По какой-то причине я не верю ей именно сейчас, когда она кажется наиболее искренней. Может, я и правда повзрослел и больше не верю в эти сказки, что сочиняют люди, когда по сути им просто нужно, чтобы мы их простили, а, может, я не хочу ей верить, потому что мне проще сделать её виноватой и копить обиду на неё всю свою жизнь, чтобы не разбираться с поглощающими меня изнутри эмоциями, вызванными трагической смертью моего отца. Вот не знаю, какой-то из этих двух вариантов. Пока не определился.

– Мам, я хочу съехать не из-за того, что, как ты выразилась, «ты – плохая мать», – цитирую её, показав кавычки в воздухе. – А из-за того, что мне кажется, что я уже должен съехать. Я чувствую давление с твоей стороны, потому что я и правда уже вырос, – внезапно начинаю раскрываться и разворачиваюсь к маме корпусом. – Я хочу иметь возможность жить отдельно. Чтобы в моём доме были мои правила, – вглядываюсь в её глаза. – Но я не могу уехать отсюда, – тише добавляю, мягко выдохнув.

– Почему, милый? – мама наклоняет голову набок, слабо вскинув брови.

– Мне кажется, что я должен быть с тобой, – опускаю взгляд вниз. – Кажется, что теперь я отвечаю за тебя. Потому что отца больше нет, и я… в общем, как-то так, – запнувшись, заканчиваю фразу невпопад, вновь повернувшись к маме боком.

– Виль, ты никому ничего не должен, – мама повторяет мою фразу, заставив меня тут же повернуть голову в её сторону.

Мои губы медленно расплываются в мягкой улыбке, а мамины – в такой же, только ещё более нежной, ласковой. Опускаю голову вниз, усмехнувшись, и одобрительно киваю, поджав губы.

– Не могу спорить с твоими железными аргументами, – вновь встречаюсь с мамой взглядом, вглядевшись в её глаза.