Друзья в небе

Самолет шел над хаотическим нагромождением льдов. Большие обломки ледяных полей, окаймленные грядами торосов и покрытые мелкими ропаками, впритык друг к другу, покрывали море. Солнце казалось огромным. Дул слабый южный ветер.

Примерно через час полета на горизонте появилось несколько столбов тумана. Это шел пар из трещин и разводий. Летчики вначале приняли их за дым сигнального костра. Кто-то из членов экипажа даже крикнул: «Лагерь!» Тени от ропаков создавали видимость палаток и барака. Но нет, судя по расчету времени, до челюскинцев еще было порядочно.

На самолетах радио тогда не было. Пилоты были «глухонемыми», и «слепыми».

До боли в глазах всматривался Ляпидевский вдаль. К исходу второго часа полета впереди по курсу показался новый столб тумана. Он явно колеблется. Значит, это не туман, а дым — сигнальный дым над льдами! Неожиданно открывается площадка, несколько флагов, обозначающих ее границы, и три человека, раскладывающие посадочное «Т».

Долетели до лагеря Шмидта!

Вот уже виден барак, палатки, сигнальная вышка.

Ляпидевский низко кружит над ледяным квадратом. Вокруг него трещины. Площадку окружают высокие торосы — это внушительный и опасный барьер.

Ляпидевский — весь внимание. Он сосредоточен до предела. Посадка предстоит не из легких. Пилот даже не замечает, как к аэродрому бегут люди. Он думает только о том, хватят ли ему узкой полосы за забором из торосов… Легкий толчок, и машина плавно скользит по льду, замедляя скорость.

Крылатых гостей встречает комендант аэродрома, комсомолец Саша Погосов и его помощники Валавин и Гуревич. Они зовут в свою палатку, в которой жарко пылает камелек. Трое «аэродромщиков» несут круглосуточную вахту, следя за состоянием взлетной полосы. Каждый час, и днем и ночью, они обходят свои «владения», замечая новую царапину, каждую трещину на льду. И сколько раз они с ужасом наблюдали, как сжатие льдов сводило на нет работу челюскинцев, как ломало с таким трудом расчищенный аэродром. И снова его начинали строить уже в другом месте. Голыми руками (весь инструмент пошел ко дну вместе с кораблем, остались только три лопаты) люди расчищали площадку, выравнивали ее, относили в сторону глыбы льда и спрессованного снега.

Поэтому «аэродромщики» особенно обрадовались киркам, ломам, лопатам, которые были доставлены самолетом. Привезены были также аккумуляторы для радиостанции и две оленьи туши.

Пока шла разгрузка, подошли люди из лагеря, и вместе с ними их замечательный руководитель, профессор, а позднее — академик и Герой Советского Союза — Отто Юльевич Шмидт. Радость челюскинцев трудно было описать. Уже потом они рассказывали, что, когда над их льдиной появился самолет Ляпидевского, люди бросились обниматься, целоваться, кидали вверх шапки, рукавицы, кричали: «Да здравствует красная авиация!» Кто-то даже запел «Интернационал».

Радостную встречу пришлось прервать. Пора в обратный путь.

Подоспели пассажиры — десять женщин с двумя маленькими девочками. С тревогой посмотрел на них Ляпидевский и не выдержал:

— Какие же вы толстые!

Женщины засмеялись:

— Да нет, что вы, мы худенькие, это просто на нас столько мехов накручено!

Первой на борту оказалась Карина Васильева. Капитан Воронин поцеловал крохотную девчушку и осторожно поднял вверх сверток мехов, в котором она копошилась.

— Принимайте маленькую путешественницу!

Этой крохотной «полярнице» было всего пять месяцев. Она родилась на «Челюскине» во время плавания. Ее мать Доротея Ивановна вместе со своим мужем, научным работником Василием Гавриловичем Васильевым, отправились зимовать на остров Врангеля, но из-за тяжелых льдов пароход не смог подойти к острову.

Каждого нового советского гражданина записывают в специальную государственную книгу и выдают свидетельство о рождении. На пароходе загса нет, и счастливые Васильевы решили зарегистрировать новорожденную у капитана. Васильев принес в капитанскую каюту девчушку, завернутую в пушистое одеяло.

Владимир Иванович Воронин расправил рыжеватые усы и с очень важным видом раскрыл толстенный вахтенный журнал.

— А как мы ее назовем? — спросил капитан.

Васильев не знал. Ему стали помогать все присутствующие.

Воронину не правилось ни одно из предложенных имен. Отцу девочки тоже.

Тогда кто-то сказал:

— А что, если назвать ее Карина — в честь Карского моря, в котором она родилась? Пусть имя напоминает ей место появления на свет.

На этом и сговорились.

— Так и запишем! — сказал Воронин и начал водить пером по бумаге, повторяя вслух: «31 августа. 5 часов 30 минут. У супругов Васильевых родился ребенок — девочка. Имя девочки — Карина. Широта 75 градусов. Долгота 91 градус…»

Началбник экспедиции Шмидт, присутствуя при этой необычной церемонии, чуть заметно улыбнувшись в свою знаменитую бороду, подсказал:

— А на какой глубине? Не забудьте о глубине, Владимир Иванович!

Воронин обмакнул перо в чернильницу и добавил: «Глубина — 52 метра…»