Вскоре после этого московская «Новая газета» учредила именную премию «За благородство и творческое поведение в литературе». Первым лауреатом премии Андрея Синявского стал петербургский прозаик и драматург Александр Володин, который настойчиво убеждал своих читателей: «Правда – обязательно торжествует». Правда, уточнял: «Но… потом».
…Подзабыл, наверное, что давным-давно Владимир Высоцкий с грустью замечал, как
Синявский ни о чем не сожалел: «Смерть хороша тем, что ставит всех нас на свое место».
«АБДУЛОВ СЕВА – СЕВУ ВСЯКИЙ ЗНАЕТ…»
Всеволод Абдулов
Школа-студия МХАТ среди театральных вузов столицы считалась заповедным лицеем. Здесь доминировал стиль, культивировались особые манеры, старосветские традиции. Одной из них была чуть ли не отеческая забота старшекурсников о молодом пополнении. Выпускники ревностно следили за абитуриентами, которые завтра, возможно, придут учиться у их Мастера.
Кто знает, что заставило Владимира Высоцкого, доигрывающего свои последние – дипломные! – спектакли в Школе-студии, маявшегося в сомнениях относительно своей будущей театральной карьеры, обратить внимание на юного паренька, поступавшего летом 1960-го на курс профессора Павла Массальского? Необыкновенно добрые, внимательные глаза, обезоруживающая, бесхитростная улыбка, живой нрав, умение слушать?.. Все разом плюс природное актерство, которое выплескивалось через край.
«Володя… при всей своей загруженности – госы, спектакли – прибегал посмотреть на новеньких, – вспоминал Абдулов. – Углядел меня, наверное, на первой консультации, подошел. Пытался помочь, учил кое-каким тонкостям… Я подал документы во все театральные вузы. Меня приняли в ГИТИС, Вахтанговскую школу, а вот с МХАТом были проблемы, и, если бы не помощь Володи Высоцкого, не видать мне Школы-студии, как марсианской пыли…
Я уже успел посмотреть дипломные спектакли и видел Володю в «На дне», в чеховской «Свадьбе»… 22-летний Володя играл Бубнова так, что я обалдел… Поражала силища, непонятно откуда идущая. Мощная. Есть такой термин в актерском деле – эффект присутствия. Это у Володи было в высшей степени. Он появлялся, и оторваться от него было просто невозможно… Он играл Порфирия Петровича в «Преступлении и наказании»… Это было что-то невероятное!.. Белкин (преподаватель Школы-студии, знаток творчества Ф. Достоевского. – Ю. С.) в слезах вбежал за кулисы и сказал, что он впервые увидел Достоевского на сцене!..»
У вчерашнего школяра Севы Абдулова и тени малейших сомнений не возникало относительно своей будущей профессии. Конечно, только сцена. О чем-либо ином даже заводить разговор было бы просто неприлично. Ведь он был настоящий артист – и по происхождению, и по воспитанию, и по удивительному, искреннему умению сопереживать.
Всеволод родился в семье народного артиста РСФСР, актера театра и кино, создателя советского детского радиотеатра Осипа Наумовича Абдулова. Мальчику поначалу предрекали будущее Моцарта. Но в 6 лет отец привел сына в студию и поставил перед микрофоном. Так началась его полувековая карьера закадрового актера. Включая телевизор, радио, запуская пластинку, многие поколения безошибочно узнавали теплый голос Всеволода Абдулова. Голос, неизменно обращенный как будто к тебе одному.
Мама Всеволода Елизавета Моисеевна Метельская, которую смолоду и до последних дней все близкие называли Елочкой, тоже была актрисой. В молодости она была чудо как хороша: золотоволосая блондинка с серо-голубыми глазами, статная, с потрясающим профилем, сияющей улыбкой, очень остроумная, радушная хозяйка и одновременно гранд-дама с изысканной манерой речи, с прекрасным французским языком… Бесспорно, одна из первых красавиц Москвы, она играла в Центральном детском театре Снежную королеву и убегала от юных поклонников через черный ход. Выйдя замуж за Осипа Абдулова, оставила сцену. «Актер в семье должен быть один, – считала она. – Если кто-то из нас действительно актер, то это, безусловно, Осип».
«А как она танцевала с ним фрейлахс! – восхищалась Елочкой и Осипом Абдуловыми их соседка Фаина Раневская. – Это был их коронный номер. Лиза надевала национальный костюм, повязывала голову платком, а башмаки у нее были такие грубые – на толстой подошве. Но главное в другом – она плясала с каменным лицом, никаких эмоций, несмотря на заигрывания Осипа. Невыразимо было смешно».