Друзья Высоцкого

Двери роскошной квартиры Абдуловых в актерском доме на улице Немировича-Данченко (ныне Глинищевский переулок) всегда были открыты для друзей. Стены украшали многочисленные фотографии корифеев театра, знаменитых писателей, музыкантов, художников с дарственными надписями. Здесь, в гостиной, отделанной бревнами – под деревенскую избу, хозяев частенько навещали Вахтангов и Завадский, Мейерхольд и Зощенко, Ахматова и Плятт, Олеша и Светлов, Марецкая и Михоэлс… Словом, вся творческая элита той эпохи.

Сева рос в удивительной атмосфере семейных вечеров, о которой можно было только мечтать. Возможно, именно поэтому он несколько «выпадал» из своего поколения, слишком мощной оказалась у него закваска от этих «стариков», последних из могикан Серебряного века, чья духовная суть хранила главное – благородство. По своему сокровенному состоянию души он был именно таким, каким были они. Вот отчего Всеволода мучил некий разрыв между уличной, повседневной реальностью, где «у ребят серьезный разговор. Например, о том, кто пьет сильнее. У ребят широкий кругозор – от ларька до нашей «Бакалеи», и аристократизмом поэтических изысков Пастернака и Цветаевой, столь естественных в заповедном абдуловском доме. Гордостью семьи Абдуловых была огромная библиотека дореволюционных фолиантов в кожаных, тисненных золотом переплетах.

«Хотя, конечно, домашние «разговоры не всегда были веселыми, – вспоминал Всеволод. – У нас в столовой в открытую говорилось, что Сталин – тиран, при этом мне не наказывали, мол, помалкивай об этом в школе, я и сам все понимал. Отец чувствовал, что нависает опасность, в один прекрасный момент его фамилию перестали называть в списке участников радиопостановок. В любой день за ним мог приехать «воронок», но наступил 53-й год… Это был праздник. Я зашел к другу – его отец сидел в лагере, а мать едва сводила концы с концами. Но они сидели за столом, накрытым белой скатертью, на большом блюде лежали эклеры… Утром, когда я пришел в школу, на торжественную линейку, вышла рыдающая завуч и сдавленным голосом стала говорить речь. И вдруг началась настоящая истерика, все дети стали хохотать, безудержно, взахлеб, и любые попытки нас угомонить вызывали еще больший смех. Да, я видел на улице рыдающие толпы, но это что-то нездоровое…»

Но в том же траурном 1953-м ушел из жизни и Осип Наумович. Замечательный актер, прекрасный человек, большая умница и неугомонный весельчак умер в 52 года. Перейдя этот роковой возрастной рубикон, каждый свой последующий день рождения Абдулов-младший встречал словами: «Я пережил своего отца на столько-то лет…» И хотя в доме на Немировича-Данченко неизменно – в день рождения и в день памяти Осипа Наумовича – собирались старые друзья, вспоминали о нем как о живом, лишь на минутку отлучившемся «в закрома», чтобы пополнить поредевшие ряды армянского «Отборного», грузинского «Напареули» или массандровского муската, но все равно в застолье ощущалась зияющая, как воронка, пустота.

Фаина Георгиевна Раневская с нежностью рассказывала об их последней встрече, как она молила умирающего: «Осип, перестань меня смешить. Я сейчас умру!» А через десять минут самого Абдулова не стало. Не было случая, чтобы кто-либо из гостей и к месту, и невпопад не повторил золотую фразу абдуловского грека Дымбы из чеховской «Свадьбы»: «В Греции всё есть!»

Когда умер народный артист, щедрое государство определило сыну-школьнику пенсию – 300 рублей, а вдове – 400 (до денежной реформы 1961 года). Но это были, конечно, крохи. Когда наступило полное безденежье, Елизавета Моисеевна стала потихоньку сдавать знакомому ювелиру свои колечки. Однажды, после тягостных раздумий, даже отнесла ему сережку с бриллиантиком из пары, подаренной ей когда-то мужем на день рождения. Выручила 18 тысяч рублей (баснословную по тем временам сумму), а вторую спрятала в шкатулке на совсем уж черный-черный день. Сева, кроме радио, стал подрабатывать на дубляже зарубежных фильмов, и к 12 годам уже имел немалый опыт закадровой работы. Обычно детей озвучивали актрисы-травести, но Севу нанимали даже без конкурсов, прекрасно зная, что этот парнишка – будущий актер – не подведет.

«С рождения я жил с верой в крепкую мужскую дружбу. Когда я в детстве читал легенды про рыцарей Круглого стола, – вспоминал Всеволод, – то и не представлял, что одного из них однажды встречу. Мне было 17 лет, когда я узнал Володю. И я по сей день продолжаю верить в этих рыцарей, в настоящую дружбу, потому что узнал его. Смешного, невозможного, заводного, наивного, мудрого… Я полюбил его сразу. Никакой специалист по медицине или по психологии не объяснит, что нас свело…»