Читаем Друзья Высоцкого полностью

…Интервью Геннадия Полоки, опубликованное в начале 1967 года в «Московском комсомольце», Абдулова крайне заинтриговало. Кинорежиссер, приступая к съемкам фильма по пьесе одессита Льва Славина «Интервенция», обратил свое интервью в своего рода манифест с призывом возродить традиции балаганных, уличных, скоморошьих представлений первых лет революции. Он нуждался в единомышленниках, желающих принять участие в эксперименте, и приглашал на съемочную площадку всех желающих.

«Так у меня появился молодой актер Всеволод Абдулов, – позже вспоминал Полока. – Он с места в карьер начал рассказывать о Высоцком и о том, как он играет на Таганке… Но больше всего Сева говорил о песнях Высоцкого. Кое-какие из этих песен я уже слышал, однако мельком, на ходу, поэтому внимал восторгам с недоверием. Вскоре появился Высоцкий… То, что он будет играть в «Интервенции», для меня стало ясно сразу. Но кого? Когда же он запел, я подумал о Бродском… Трагикомический каскад лицедейства, являющийся сущностью Бродского, как нельзя лучше соответствовал творческой личности Высоцкого – актера, поэта, создателя и исполнителя песен, своеобразных эстрадных миниатюр…»

Утверждение Владимира Высоцкого на роль героя одесского подполья проходило со скрипом. Решающее слово за него замолвил непререкаемый авторитет тогдашнего «Ленфильма» Григорий Михайлович Козинцев. С первых же дней работы киногруппы Высоцкий как бы взял на себя функции помощника режиссера по подбору исполнителей других ролей. С его легкой руки в «Интервенцию» пришли Ефим Копелян, Юрий Толубеев, Владимир Татосов, сокурсник по Школе-студии Валентин Буров. Даже директора Театра на Таганке Николая Дупака удалось сосватать на эпизодическую роль французского солдата Барбару. А Всеволод Абдулов готовился играть одну из главных ролей – Женьки Ксидиаса.

«Однажды, – рассказывал Геннадий Полока, – он пришел темнее тучи: редактор картины сказала ему, что у Севы Абдулова неудачная проба… Он попросил у меня разрешения взглянуть на эту пробу. Посмотрел и стал еще мрачнее: он очень любил Севу.

– Сева – хороший артист! – вздохнул он. – Но это не его роль…

Положение у него было сложное, ведь именно Абдулов привел его ко мне. Однако Высоцкий уже «влез» в картину, уже полюбил ее, в горячую минуту готов был пожертвовать собственной ролью, лишь бы состоялась картина.

– Это должен быть Гамлет! – горячился он. – Гротесковый, конечно! Трагикомическая карикатура на Гамлета!

И он привел совсем еще молодого Валерия Золотухина.

– Валерочка – это то, что надо! – вкрадчиво рокотал он мне в ухо. – А с Севочкой я поговорю, он поймет…»

Абдулов действительно все правильно понял, обид не таил. Все знали, что собственным актерским самолюбием он всегда был готов поступиться ради успеха друзей. Чувства зависти к людям, которых любил, он никогда не испытывал.

Высоцкий посвятил другу песню:

Дела!

Меня замучили дела – каждый миг, каждый час, каждый день, —

Дотла

Сгорело время, да и я – нет меня, – только тень, только тень!

Ты ждешь…

А может, ждать уже устал – и ушел или спишь, —

Ну что ж, —

Быть может, мысленно со мной говоришь…

Теперь

Ты должен вечер мне один подарить, подарить, —

Поверь,

Мы будем только говорить!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Беда!

Теперь мне кажется, что мне не успеть за судьбой —

Всегда

Последний в очереди ты, дорогой!..

Мы с Высоцким снимались в Одессе, вспоминал годы молодые Абдулов, он то и дело уезжал в Москву играть спектакли. А в Москве шел международный кинофестиваль. И приезжал он с каким-то особым блеском в глазах, и рассказывал мне про Марину. Это было заразительное чувство, и любовной волной тогда накрыло многих Володиных товарищей. И я был привечен Амуром. У меня в этот момент был невероятный роман с совсем молоденькой актрисой театра. Ей доверили очень сложную роль. И так получилось, что у нее не хватало опыта, чтобы эту роль понять, режиссер талантливо, по-актерски показывал, что он от нее хочет, а вот объяснить, как к этому результату прийти, не мог. И я стал заниматься с девушкой как педагог, любя ее невероятно и желая ей успеха, я помог ей справиться с ролью. И когда потом у нее стала складываться карьера, я был счастлив не меньше, чем она сама.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное