"Дти времени" и другие рассказы из жизни рабочих

Яшка, замтив свою ошибку, покраснл, как рак, но не потерял духа. Он был из тх, что в карман за словом не лзут. К тому же он был мастер пть частушки и отчаянный плясун. Он гордился этим. Его уважали вс его товарищи, да и постарше его ребята считали его за равнаго себ. В виду всего этого он чувствовал, что он, «Яшка», осмян и унижен; ему хотлось сказать какую-нибудь колкость, чтоб противник почувствовал, как непріятно быть осмянным. Он тряхнул головой, сдлал шаг вперед и отвтил:

— Поживем — увидим, куда мы додем; вы же поспвали, а зачм — не знали!..

— Как это не знали, молокосос!.. Тоже учить лзет!..

— Да так, — задорно продолжал Яшка, — многіе старики и теперь говорят, что земля то на трех китах держится. А по нашему, так вот она как вертится… Он поставил лвую ногу на правую, и на правом носк, как волчок, перевернулся два раза; затм, топнув лвой ногой об пол, посмотрл помутившимися глазами на Егора, и, ударив в дно большого жестянаго чайника, точно в бубен, проговорил: видл?..

— Тфу, ты, пострл! — проворчал Егор, направляясь на другой конец кухни, гд была его комната.

Кто-то крикнул: «куб поспл!»

Егор, нехотя, повернулся, подошел к кубу, и открыл клапан на крыш. Пар, с шумом и шипньем, вырывался из отверстія, скрываясь в огромном колпак над кубом.

Рабочіе, спша, толкаясь, и, ругаясь, становились в очередь, подходя к крану и наполняя свои чайники и кувшины.

В кухн стояло нсколько длинных столов, с такими же длинными скамейками; за нкоторыми столами, группами по два, три и четыре человка, сидли рабочіе и пили чай. От одного стола встал молодой человк. Он был средняго роста, с красиво закрученными темнорыжими усами, круглым лицом и срыми проницательными, умными глазами. Назывался он Семен Матвев Аверьянов. Компаніон его по чаепитію был молодой человк с безусым лицом и свтлыми, точно льняными волосами, тоже круглолицый, с задорно вздернутым кверху носом, с ямочками на щеках и подбородк. Это был веселый парень. Он так заразительно мог смятьея, а лицо его во время смха было такое веселое и емдіное, с совершенно как-бы защуренными глазами, что казалось, что у него смется все в отдльности: смялся нос, задранный кверху, смялись ямочки на щеках и подбородк и сам подбородок, смялись свтло-голубые глаза, открывающіеся до нормальнаго положенія, только во время передышки, когда он набирал воздух, чтобы снова разразиться, всх заражающим смхом. Назывался он Тихоном Ивановичем Рогулиным. Они называли друг друга по фамиліи.

— Так захватить все, г. Рогулин, — обратился к нему Аверьянов, закуривая папироску.

Это относилось к чанной посуд, которую они приносили каждый раз из спальни.

— Слушаюсь, Ваше Превосходительство! — улыбаясь, отвтил Рогулин, наливая себ еще стакан чаю.

Аверьянов затянулся папиросой, выпустил большой клуб дыма, из котораго выдлилось маленькое колечко. Он, слдя за его полетом, не спша, подыскивал мткое выраженіе или пословицу, и найдя проговорил:

— Пусть мясники гордятся этими чинами, а мы уж проживем рабами.

— Какіе мясники? — спросил Рогулин, и в его глазах забгали веселые огоньки его заразительнаго емха. Он знал, что Аверьянов мог порой мтко шутить и острить.

— Да т, которые учатся людей убивать, которым и принадлежит в больпшнств случаев эти чины и титулы, — отвтил Аверьянов.

— Так значит, они есть. Их Мясное Превосходительство! — воскликнул Рогулин. Его глаза закрылись, лицо уморительно сморщилось от смха, блюдце выскользнуло из рук, чай разлился по столу, а сам он повалился на стол от смха, говоря прерывающимся голосом:

— Уморушки!.. Их Мясное Превосходительство!.. Ох!.. Умру!.. Уморил… Вот бы, вот бы им. — опять принимая сидячее положеніе, пробовал он говорить, положительно задыхаясь от смха. Он уже вообразил разныя комическія и смшныя сцены и никак не мог успокоиться.

Аверьянов усмхнулся, посмотрл на него снисходительно, как на школьника и повторил:

— Так ты захвати все, — и вышел из кухни.

— Захвачу, — проговорил ему вслд Рогулин. Аверьянов пошел в спальню. Он помщался в

нижнем этаж. Спальня представляла из себя род солдатской казармы: три ряда сплошных нар тянулись во всю длину помщенія. Нары были двойныя, раздленныя посредин двумя сколоченными досками, врод конька деревенской крыши. То было изголовье. на котором лежали кое-гд подушки, засаленный и ласнящіяся от грязи, гд просто мшки, наполненные разным хламом, на иных же лежали прямо кучи тряпья. Спали они головами вмст, получалось два ряда голов, а ногами к проходам, Под окнами стояли разные ящики, на подобіе столов, с крышками, оторванными от тх-же ящиков и прибитыми к какому-либо обрубку дерева. Такая же мебель была и для сиднья: обрубки дерева, ящики и самодльные козелки на подобіе скамеек.