Ушлый ученый, видимо, готовившийся к разговору лучше своего коллеги, начал что-то зачитывать с экрана небольшого планшета.
— Вот в моих руках некоторые выдержки из дневника министра по делам оккупированных восточных областей Альфреда Розенберга. Так... Да, вот запись, датированная 15 августа 1242 г. ''Качество и количество ввозимого продовольствия недопустимо снизилось. Вместо 15 000 — 20 000 тонн первоклассного зерна, поставленного структурами министерства во второй половине 1941 г., в июле — августе из восточных областей поступило около 5 000 — 7 000 тонн зерна, пораженного гнилью. Аналогичная ситуация сложилась с картофелем, собранный урожай которого за считанные недели превратился в самый настоящий студень... Это полный срыв поставок! Фюрер рвет и мечет... На вчерашней встрече он впервые произнес слово «саботаж» применительно к моему ведомству и мне это совершенно не понравилось... ''».
Отступление 74. Возможное будущее.
Белорусский федеральный округ. Подольский район. Заповедник имени К. Н. Спивака. Лето 1992 г.
— Дурак же Миха, — в очередной раз пробормотал высокий патлатый парень, оттирая от налипшей глины новую находку — тяжелую пряжку от ремня немецкого пехотинца. — Место он новое знает. Как же! Дурень одно слово!
Копавший рядом с ним словно бульдозер, полный мужик, утвердительно закивал головой.
— Пусть теперь к нам не примазывается, — сказал он, вновь втыкая штык в землю. — А твой брателло все же молодчага! Вона место какое накопал в архивах... Значит, говоришь, здесь целая бригада партизанила? Тут же болото рядом. Вон какой ручей шпарит, утонуть запросто можно...
Первый, известный среди «черных копателей», как Дрюха-Сержант устало облокотился на стенку им же вырытой ямы.
— Да вроде не было здесь раньше никакого ручья. Землянок тут до черта было. Считай столица партизанского края здесь размещалась... Ладно, еще с часик копнем и в лагерь, а то завтра не спину не разогнешь.
Толстый мужичок в это время с упоением крошил землю, из под которой показалась деревянная труха. В какой-то момент он даже язык от предвкушения вытащил... Длинным ножом он осторожно подцепил рассыпавшуюся железную скобы, когда то скреплявшую доски ящика. Метал лезвия обо что-то негромко чиркнул. Толстый притих и воровато посмотрел в сторону своего соседа, который, ничего не замечая, продолжал копать.
— Офицерская фляжка, — тихо забормотал с трудом сдерживая радость, когда из под земли показалось что-то округлое и серебристое. — Пошло, пошло...
Действую ножом как рычагом, он медленно тянул находку к себе. Фляжка оказалась на удивление тяжелой, словно ее что-то держало. В нетерпении он дернул изо всех сил... С шипением, разбрасывая комья земли в разные стороны, оттуда вылетела двухлитровая банка с непонятной черно-белой маркировкой. Улыбка на губах незадачливого копателя еще не успела исчезнуть, как резануло по глазам.
— А-а-а-а-а, завизжал он от невыносимой боли, грязными руками начиная растирая горящие глаза. — А-а-а-а!
Шипение нарастало. Из банки с силой выходил густой зеленоватый дым, который быстро заполнил его яму и начал медленно стелиться ко второй.
________________________________________________________________
8 мая 1942 г. г. Минск. Площадь Свободы. Бывшее здание Белорусского республиканского совета профсоюзов. Трехэтажное здание, светлый фасад с серыми подпалинами кое-как замазанных отверстий от осколков снарядов, имперского вида центральный вход — все это великолепие теперь занимал административный аппарат Министерства по делам оккупированных восточных областей в г. Минске.
Собравшиеся за огромным столом терялись на фоне пространства высоких потолков, помпезно украшенных стен и массивных бронзовых светильников. Высший офицерский состав, размещенных здесь частей, гражданское руководство уже давно сидело на высоких резных стульях и тихо переговаривалось друг с другом. Наконец, тяжелые лакированные двери распахнулись и в комнату стремительно вошел невысокий сухопарый человек со строгими водянистыми глазами, скрытыми круглыми очками. Альфред Мейр, заместитель министра по делам оккупированных восточных земель, прибыл и судя по его внешнему виду был чем-то крайне раздосадован
— Я недоволен, господа, — сразу же начал он резким тоном, едва ответив на приветствие. — Я определенно недоволен вашей работой!
Со стороны генералитета в ответ на такое заявление раздался легкий ропот недовольства, волной прошедший ото части комнаты до другой. Военные, всегда занимавшие в Германии особое положение, возмутились, что их кто-то посмел приравнять к тыловикам, гражданским служащим, которые даже и не были на передовой.