Дубинушка

Пришёл Чеботарь и, ни с кем не поздоровавшись, стал ходить вокруг дома, осматривал фронт работ. Затем отвёл в сторону Марию, заговорил на ухо:

— Тут работы много, и трудная она, эта работа — свалиться можно. Деньги вперёд. Десять тысяч рублей давай.

— Я вам дам аванс: пять тысяч.

— Хорошо. Давай.

Мария отдала деньги. Чеботарь тщательно пересчитал их, даже на свет посмотрел — нет ли фальшивых, и затем сказал:

— К работе приступлю завтра.

— Сегодня надо. Борис-то вон уже на крыше.

— Сегодня — не, не могу.

И торопливо зашагал к магазину. Весь день пил-гулял и даже соснул у кого-то в сенях, а утром следующего дня искал в карманах деньги, но не находил и ругал Марию за то, что не все отдала, как они договорились. И пошёл к ней просить очередную половину. Но Мария была уж на крыше и помогала Борису снимать старую черепицу. Потом к ним поднялся Евгений, приказал Марии варить обед, а сам стал помогать Борису. К обеду они сняли всю черепицу и тут убедились, что и балки над потолком, и сам конёк крыши, и обрешётка изрядно подгнили и требовали замены. Снова пригласили кладовщика, выписали нужный материал.

Две недели понадобилось Борису и Евгению для окончания всех работ по замене крыши. За то время Мария навела чистоту во всех комнатах, покрасила и покрыла лаком места, на которые показал Борис, и к моменту окончания работ приготовила праздничный обед. Были тут и водка, и коньяк, и самое дорогое марочное вино.

Евгений разлил по рюмкам коньяк, Марии налил вино и, обращаясь к Борису, сказал:

— Мастер вы от Бога, спасибо, друг, за работу. Хочу выпить за твое здоровье.

— И я тоже, за ваше здоровье, — повернулась к Борису Мария, заливаясь счастливым румянцем.

Простаков кивал головой, благодарил, и тоже поднял рюмку, и хотел было выпить, но — не отпил и глотка. Он давно ещё, сразу после окончания института, установил для себя сухой закон и спиртного в рот не брал.

Евгений удивился, а простодушная Маша, осушив рюмку, растворила настежь круглые глаза, спросила:

— Что так? Нельзя, что ли?

— Я не пью, — просто сказал Борис. — Совсем не пью.

Маша оторопело смотрела на него. Непьющих парней и мужиков она ещё не видала и не знала, что на свете такие странные существа водятся.

Пообедав, Борис решительно поднялся.

— Спасибо за прекрасные обеды, которыми вы меня кормили. Вы, Маша, готовите, как настоящий повар.

И пошёл к двери.

— Но постойте! Я же должна с вами расплатиться.

Борис повернулся и пристально посмотрел на неё.

— Помочь друзьям, а тем более одинокой девушке — это моя обязанность, — проговорил он сердечным участливым голосом. И с тем вышел из дома. И уже на улице, проходя мимо окна, поднял руку и приветливо улыбнулся.

Евгений и Татьяна вернулись из города ночью и были немало удивлены, застав у себя в избе целый детский дом. Разбудили Василия, и он рассказал, как встретил ребят и позвал их к себе. Ероша спутанные волосы, виновато проговорил:

— Не оставаться же им на улице.

Родители сидели молча и смотрели на Василия так, будто давно его не видели. Но вот отец положил ему на плечо тяжёлую руку, проговорил:

— Правильно ты поступил, Василий. Характер у тебя мой, человеческий.

Взглянул на Татьяну, сказал:

— Думаю, что и мать тебя поймёт. Иначе ты и не мог поступить. Нельзя, брат, иначе. Чай, люди мы, а не звери.

И вышел из хаты.

Рыженький кобелёк Лёнька, любимец Василия, радостно увивался в ногах Евгения — он, как и машин Шарик, не лаял на него, а лишь повизгивал при встрече и не проявлял обычного для собак беспокойства. Евгений взошёл на каменистый взлобок, с которого был виден весь хутор, поднимавшийся по некрутому склону в стороне от оврага и терявшийся в густых зарослях шиповника, маслин и боярышника. Некогда в далёкую старину с этого хутора начиналась станица Каслинская. Там на хуторе, за развалинами домов, на самом высоком месте, сохранились каменные стены древнего православного храма и надпись: «Храм Николая Чудотворца построен в начале шестнадцатого века». Евгений ещё в школе от учителя истории слышал, что этот храм, очевидно, возвели первые поселенцы-русичи, праотцы казаков, расселившихся затем по берегам Дона, и поставили они церковь в то время, когда из этих мест были изгнаны и монголы, и татары, и все другие азиатские племена, но вот когда храм разрушился и кто его разрушил, этого учитель не знал.

В станице не любили хутор Заовражный; о нём из поколения в поколение казаки передавали разные слухи, легенды, тёмные и загадочные истории. И уже нынешние жители станицы утверждали, что там на деревьях живут какие-то существа, которые, если их потревожат, кричат детскими голосами. Предполагали, что это и есть души детей, похороненных на кладбище, расположенном тут совсем близко.

Евгений шёл между развалинами домов и поднимался всё выше, и заросли кустов и деревьев становились всё гуще, плотнее. Под клёном остановился, прислушался к шелесту листвы. И тут над самой головой раздался негромкий протяжный крик, ему вторил плач — тонкий, детский. Евгений хлопнул в ладоши, и в листве клёна что-то зашелестело, а потом и с шумом вспорхнули две птицы.