Дубинушка

Ирина — большая девочка, ей четырнадцать лет. Её за старшую признали и ребята. Удивительно, как они послушны, как много трудятся по дому, огороду. И даже каждый день по три-четыре часа занимаются по программе средней школы. Ирина окончила восемь классов, была отличницей — она подтягивает до своего уровня всех ребят. Маша ещё до пожара взяла у отца много книг; и все они хорошие, в его библиотеке не было ни одной из тех ужасных повестей и рассказов, которые печатают теперь при новой власти. Книг у Марии больше сотни: тут и Пушкин, и Лермонтов, и Некрасов, и Толстой, Тургенев, Чехов. Маша говорит детям:

— Вы должны прочитать всё это, а многие стихотворения выучить на память. Читать надо много, чтобы уметь грамотно писать. В школе нам говорили: «Книги — источник знаний».

Прочитав записку, Маша обрадовалась. Она закрылась на все запоры, занавесила шторы, посадила Шарика возле окна и приказала слушать, не идёт ли кто к ним. Сама же принесла пять упаковок, очищенных от фальшивых долларов. Хорошо, что в своё время постаралась и очистила половину всех денег от фальшивых бумажек. Кинула в хозяйственную сумку, повесила её на гвоздь у своей кровати и потушила свет. Пыталась уснуть, но не могла. Ворочалась с бока на бок — сон не приходил. Вспомнила чьи-то рассказы о том, какая это скверная вещь бессонница. Таращишь в потолок глаза и — думаешь, думаешь… О чём твои думы — и сама не знаешь. И закрадывается в сердце тревога, являются страхи, а сон ещё дальше летит от тебя, и ты уже не знаешь, что делать. В разном положении, в разных позах являлся мысленному взору Вячеслав. Двадцать пять лет, а он уж и институт закончил, и в лагере побывал, и к ним в станицу приехал. Отец говорит, что человек он необыкновенный, а ей он представляется вполне нормальным, обыкновенным и даже чем-то близким, чуть ли не родным. Матушка!.. Вот если бы он полюбил её — она бы стала матушкой. Интересно это — в семнадцать лет стать матушкой. Но тут она ловила себя на мысли, что семнадцати ей ещё нет, и ребят усыновить и удочерить ей не разрешили по той причине, что нет у неё паспорта. Впрочем, возраст уже подошёл, и она подала заявление, и ей скоро выпишут паспорт. Но об этом обо всём пусть не знает Вячеслав: подумает ещё, что я ребёнок и для замужества не гожусь. Ей впервые пришла мысль о замужестве, и она застеснялась, почувствовала, как запылали её щёки, и сон отлетел ещё дальше. Она приподнялась вначале на подушке, а потом и совсем встала, зажгла свет, схватила Шарика и стала обнимать его, целовать. Пёсик испугался — никогда такого не было с хозяйкой! Что это с ней приключилось?.. А хозяйка, словно услышав его раздражение, бросила его и стала приготовлять чай. Но тут Шарик заволновался, подбежал к двери и стал лаять. Так он лаял, когда где-то рядом ходил человек незнакомый, чужой. Маша накинула халат, а на него куртку и вышла во двор. Возле калитки проходил человек, он показался ей знакомым. Вышла за калитку и тут разглядела Вячеслава. Весело окликнула его:

— Кого ищете? Может, отца моего, а может, ещё кого?

Вячеслав не сразу узнал Марию, а узнав, смутился, проговорил:

— Да нет, я просто… решил пройтись в вашу сторону, посмотреть. Я тут никогда не был.

Маша молчала.

— Большая у вас станица, — продолжал Вячеслав. — Много домов покинутых. Окна забиты. Жалко это. Пустеют деревни.

— Да, да — жалко. У нас и школу закрыли. Остались только младшие классы, а и в них всего двенадцать деток учатся. Но теперь, слава Богу, много бездомных у нас поселилось. Школу опять восстановят. А вы заходите ко мне, посмотрите, как я тут с ребятами живу. Их пятеро, да ещё девочка маленькая Зоя была. Её в город увезли, но скоро она вернётся.

— Я, пожалуй, но, может, поздно?.. Боюсь, ребят обеспокоить.

— Дети в приют ушли, он тут рядом. Они к спектаклю готовятся.

Вячеслав прошёл в дом. Снял куртку, подошёл к зеркалу и, как это делают местные казаки, причесался. Держался он важно, так, будто ему и в самом деле было сорок лет. А Мария, вспомнив, что она только что встала с постели, поспешно прошла в соседнюю комнату и там тоже причесалась, надела вязаную кофту. Той легкости, с которой она обращалась к Вячеславу во время их первой встречи, как не бывало. Она стала вдруг скованной, не знала, о чём говорить. Увидев на столе положенный им чемоданчик, спросила:

— Что это у вас?

— Портативный компьютер. Он цветной, и в нём у меня весь храм размещён.

— Как это — храм?

— А так. Хотите, покажу?

Он раскрыл чемоданчик и движением рычага установил над ним экран. Из углубления достал «мышку» и стал елозить ею по скатерти стола. Экран засветился, и на нём засверкал цветными стёклами и золотым куполом храм. Он был невысок, но впечатлял своими размерами и вознёсшимся к небу куполом.

— А разве его кто-нибудь видел?

— Нет, храм разрушен несколько сотен лет назад и его, разумеется, никто не видел. Но я ездил в монастыри и рисовал церкви того времени. И внутренности тоже рисовал и заносил в компьютер. Вот смотрите окна.