Дублер

Все сгрудились вокруг Солнцева, пока не сбежал, тарелку вручили. Защелкали селфи на мобильники. Эпизодницы и актрисы массовки тут же бросились постить себя с секс-символом по фейсбукам и инстаграмам.

Григорьева воткнулась взглядом в воскресший экран компьютера, но интересовал ее не Солнцев-звезда. Ее интересовала тарелка.

– Ну чего, нормально экран? Больше не глючит?

– Лучше б он глючил, – хмуро отозвалась Григорьева.

– Что такое? – склонился Иван ближе к плечу сгорбившейся в крутящемся кресле Григорьевой.

Та увеличила фотку – разборчиво показались имена на тарелке вокруг названия фильма «Свадьба лучшей подруги».

– Пожалуйста! Шапка у них. Все тут, и режиссер, и второй, и художник, и звук, и камера, и хлопа, и грим, и все ассистенты, вон даже шофера вписали.

– Продолжаешь за ними следить?

– Да от них захочешь спрятаться – не дадут. Полный интернет.

– Ну, поздравляю, – похлопал Ваня по плечу, – значит, премьера скоро.

– Вот хоть бы раз! – возмутилась Григорьева. – Хоть бы раз вспомнили, кто им сценарий писал!

– А тебе что – славы надо?

– Мне славы не надо! Меня просто бесит! Они шофера напишут, а сценариста – ни-ког-да!

Григорьева всерьез завелась. Как заводилась каждый раз при виде «тарелок», «экваторов» и «шапок» по своим сценариям. Читай – начала, середины и конца съемок. Григорьева всмотрелась повнимательнее в экран.

– Кстати, режиссера великого Доценко тоже чего-то не видно, – Григорьева удивилась, даже надела очки.

– Он, наверное, тебя испугался и спрятался, – предположил Иван.

Доценко действительно был не с коллективом. Они стояли вдвоем с Сашкой друг перед другом в молчании. Сашка ожидал, что Доценко спросит – сколько ему лет, или как дочку звать или еще что-то в таком роде, но Доценко молчал. Сашка подумал, что Доценко просто не знает, о чем еще тут говорить. Ему хотелось поскорей развязаться и уйти. И ничего такого Сашка к этому чужому человеку не почувствовал.

– Мама вот, передала вам, – Сашка протянул конверт, он волновался, вышло неловко, содержимое конверта рассыпалось на пол – фотографии, письма. Сашка бросился собирать.

– Извините.

Доценко же просто наклонился, поднял конверт с маркой и замер. Свои письма, свой почерк он узнал.

– Заклеено, – как-то глухо констатировал он.

– Мама их не читала, – объяснил Сашка. И зачем-то уточнил – Никто не читал.

Он поднялся с колен со своими детскими фотографиями и теперь не знал, куда их девать. Доценко к ним интереса не проявил, свои держал письма. И молчал.

– Мама просила сказать, что извиняется. Ну вот. Вроде все передал.

Сделал дело – гуляй смело. Сашку разобрала досада на себя, что ползал тут на коленках, на фотографии свои, никому тут, похоже, не нужные, на этого мужика, который мог бы хоть что-то сказать: рад знакомству, как мать, как там погода на родине. Что-нибудь, чтоб прекратить это неловкое молчание. Сашка поискал глазами жену с дочкой, окликнул:

– Тань! Ну я все. Пошли отсюда.

Эх, жалко этой сцены не видела Григорьева. Ее немедленно охватило бы вдохновение, которого она давно уже не ощущала.

– Нет, правда, почему режиссера-то нет на шапке? На тарелке есть. А на шапке – нету, – задумалась Григорьева.

– Знаешь, на кого ты сейчас похожа? – рассмеялся Иван.

Григорьева заинтересованно развернулась – в очках на носу, с растрепанным пучком на затылке, в излюбленном черном свитере, с карандашом во рту (иногда он заменял ей сигарету).

– На Мориарти? – предположила Григорьева. Луиза Мориарти была ее любимой писательницей. Кстати, почему все думают, что Мориарти – мужик?

– На мисс Марпл. С лупой выискивает следы, чтоб уличить злодеев. И вот она обнаруживает – тарелку! В интернете! На самом видном месте!

Иван вошел во вкус, изображал в ролях, ему было смешно. Вообще с Григорьевой всегда смешно.

– Да иди ты! – замахнулась на него Григорьева.

– Что, даже чайку не нальете? Я ей тут компы чиню, – обиделся Иван.

– Иди сам да налей. Я тут еще позырю.

Она опять уткнулась в фотоленту.

– Ежики плакали, но кололись. Мазохистка, – бросил Иван, направляясь на кухню.

Григорьева прицелилась и метнула в него острым карандашом. Но тот успел увернуться. Стреляный.

Григорьева и вправду была похожа сейчас на старушку-сыщицу. Ссутулившись, близоруко всматривалась в экран, наблюдая за праздником, на который ее не звали. Ей всегда бывало жалко себя в такие моменты. Григорьева вспоминала, что она – фрилансер, что у нее нет ни стабильной зарплаты, ни оплачиваемого больничного, ни новогодних корпоративов, и никто не называет ее по имени-отчеству.

– Держите, мисс Марпл, – окликнул Иван из-за спины. Он протянул ей тарелку, на которой было крупно выведено «СВАДЬБА ЛУЧШЕЙ ПОДРУГИ». И вокруг, не менее крупным шрифтом, «СЦЕНАРИСТ ГРИГОРЬЕВА».

– Бить будем?

Григорьева помахала головой – нет, и почему-то на глазах выступили слезы.

К отцу и сыну подошли Таня с дочкой. Таня издалека следила за их неловким «стоянием на Угре», поняла – им тут не особо рады. Значит план Б: хоть показать Машке Москву.