Дублерша для жены

Они… Но что это? Проклятый Эллер снял новый дубль? Его жена осталась в Австрии, в полной и совершеннейшей безопасности, а он нашел себе новую бабу?

Кровавая пелена легла перед глазами.

Она пузырилась и корчилась, как будто кто-то рвал клочьями багровый театральный занавес.

Он услышал мелодичный женский голос и, не отходя от стены, поднял руку с зажатым в ней пистолетом, плавно надавил на спусковой крючок…

* * *

— Половина пятого утра, — сказала я, — богемный образ жизни ведешь, Леонард Леонтьевич. Что пьем?

— Это мне… Сережка подсунул, — отозвался, едва ворочая тяжелым языком, Эллер. Судя по всему, напиток из фляжки Вышедкевича сильно шибанул в его кинематографические мозги, и он снова опьянел, в который раз за эту ночь.

— Со страху напился, — снисходительно-угрюмо пояснил Сережа, почти машинально ведя машину. — Впрочем, неудивительно совсем. Если бы меня так припугнули, я бы, наверное, тоже нажрался.

— Ты сегодня откровенничаешь, Сережа, — сказала я, — хотя обычно от тебя и слова не дождешься, чтоб от души шло.

Только выключатели ломаешь. А сегодня просто фонтан красноречия.

— Прорвало фонтан, — невесело усмехнулся Вышедкевич. — Ты, Леонтьич, давай несильно наливайся-то. А то лифт, как обычно, отключили, и волочь твои сто двадцать три килограмма на восьмой этаж — удовольствие не из самых приятных.

— Та-ащ-щить? — отозвался мэтр современного кинематографа, булькая и переваливаясь на заднем сиденье, как мешок с мукой при сильной тряске. — Это когда ты мменя.., тащил?

— Да вот хотя бы когда ты нажрался в одесском ресторане, проколол шину собственной машины и нам пришлось ехать на такси. Но прежде ты скатился с Потемкинской лестницы, почти все ступеньки пересчитал. На следующий день все незалежные таблоиды просто в истерике заходились, смакуя подробности того, как ты куролесил.

— Врешь ты все, — бормотал мэтр, — т-тебя подучили. Я давно подозревал.., да-а! Али-на! — выдохнул он, подавшись вперед и коснувшись губами моего уха. — Я вот что.., я давно подозревал, что Вышедкевич — тайный агент. Щупальца Моссада… а известно ли вам, что м-мировой сионизм…

— Ну, началось, — недовольно отозвался Сережа, — если он заговорил о «щупальцах Моссада», дело плохо. В последний раз такое было даже не в Одессе, там он еще хоть что-то соображал, а в Англии, когда Леонард Леонтьевич изволили нажраться с ирландцами. А у ирландцев, Женя, существует такой обычай: когда настает пятница, День святого Патрика, то они отправляются по пабам и надираются до такой кондиции, что все поголовно, от шестнадцати и старше, что называется, валятся под столики.

Нет нужды намекать, что нашему маэстро Эллеру обычай понравился до чрезвычайности. И он тех ирландцев даже переплюнул, как мне показалось. Правда, при этом он пытался доказать, что он немец, а там немцев не любят. Ему, правда, никто не поверил, потому что он режиссер из России.

А раз ты из России — то у них считаешься русским, будь ты даже грузин или узбек.

— Я знаю, — сказала я. — Ну вот, кажется, приехали.

Вышедкевич плавно вырулил в арку и остановился под тусклым, уныло подмигивающим фонарем, основание которого было так густо облеплено снегом, что казалось, будто фонарь — и не фонарь вовсе, а необычайно прихотливый индустриальный сугроб с горящей верхушкой.

— Ну, Леонтьич, ты как там? — спросил он. — Нормальком? Тогда сейчас выползаем. Погоди. Я гляну.

Вышедкевич выпрыгнул из машины, заглянул в подъезд, покрутился туда-сюда, а потом распахнул заднюю дверцу машины, и на снег спелым яблоком выпал господин Эллер. Он беспорядочно сучил конечностями и мычал о том, что его опоили, что Вышедкевич ему подсунул отраву и теперь у него в глазах хороводят бесы.

Вышедкевич резко поднял мэтра за плечи, встряхнул и проговорил:

— Ты, Леонтьич, сам виноват. Кто ж тебя просил всю фляжку-то квохтать? Там же коньячный спирт был, а ты все одним махом выжрал. Ну.., как вот тебя теперь?

— Ладно, впрягайся, Сережа, — вздохнула я. — Будем его волочь. Э-эх, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота.

— Ав-ав, — промямлил нечленораздельно Эллер, норовя упасть лицом на капот.

Один из его шикарных усов задорно топорщился, а второй смотрел в покрытый снегом асфальт, будучи перпендикулярным земной поверхности.

Вышедкевич подхватил режиссера, а я собралась бережно подтолкнуть его, как заглохшую на середине дороги неисправную машину, и вдруг застыла со вскинутыми руками.

— Ы-ым, — снова попытался что-то сказать Эллер и тут же полетел на снег вместе с не удержавшим равновесия Сережей. Но пьянство Лео-Лео или невнимательность Вышедкевича были тут ни при чем — виновницей их падения была я. Ведь за полсекунды до того я с силой толкнула Эллера в широкую спину, что и привело к падению обоих на снег.

Выстрел хлопнул глухо, как раздавленная сухая ветка. Дернул ветер, и второй выстрел показался уже каким-то всхлипом, потонувшим в потоке воздуха. Я перекатилась по земле, фонтанчик снега взметнулся, и я выстрелила с обеих рук, метя туда, где у стены дома ворочалась угрожающая черная пустота.

Где прятался убийца.