Дублерша для жены

Я просто онемела. А великосветские манеры мамаши Бориса меня просто убили. Для нее положить вилку не по ту сторону тарелки было как уголовное преступление. А я с перепугу вилку от ложки отличить не могла и нож в левую руку взяла… Она потом сказала Борису: дескать, милая девушка Мила, но нам не пара. Она так и говорила: нам. Ну а что я хотела? Все равно не допустили бы.

Борис, правда, гордый был, говорит: «Все равно по-своему сделаю, буду жить с ней в коммуналке, а вас не послушаю». Да гордость гордостью, а балованный он с рождения был, балованный, капризный, ничего делать толком не умел, да и зачем ему было самому что-то делать? Над ним с пеленок мамушки-нянюшки носились. Так что, даже если бы с ним поженились, ничего бы не вышло.

— Понятно, — кивнула я, — мезальянс.

Да ладно тебе, тетушка, что было, то прошло. У них, у этой знати, замкнутое общество, чужих туда не пускают.

— Это точно, — отозвалась она, — да я и не жалею. Поздно жалеть. Ладно. Пойдем лучше завтракать. Я блинчиков с мясом понаделала. Идем, Женя.

Но аппетитных блинчиков с мясом, до приготовления которых тетушка большая мастерица, я отведать не успела. Только мы уселись за стол, как зазвонил телефон. Тетя, как всегда, сама взяла трубку. Дело в том, что я никак не сподоблюсь приобрести аппарат с определителем номера, поскольку говорить хочу далеко не со всеми, кто звонит. Вот тетя Мила и выступает в роли живого определителя номера и плюс автоответчика.

— Да, слушаю, — услышала я теткины слова. — Квартира Охотниковых, вы не ошиблись. Евгению Максимовну? А кто ее спрашивает?

Я усмехнулась: въедливая тетушка никого не допускает до моей персоны, не разведав все от и до. Кстати, для особо заветных друзей у меня имеется сотовый, чтобы миновать цензуру в лице любезной Людмилы Прокофьевны.

В этот момент из прихожей, где она говорила по телефону, раздались грохот, звон разбитого стекла… Привыкшая мгновенно реагировать на авральные ситуации, я вскочила из-за стола и ринулась на шум.

Что за чепуха? Уж не ворвался ли к нам пьяный сантехник дядя Гриша из соседнего подъезда, который постоянно принимает нашу квартиру за свою. Однажды он даже взял ключи у тети Милы и собрался сделать с них копию. Тетушку он, понятное дело, принял за свою жену, а она была так растеряна его мамаевым наскоком, что ключи отдала. Пришлось мне идти к нему и разбираться, отбирать ключи, хотя дядя Гриша сам толком не помнил, сколько дубликатов сделал…

* * *

Нет. Зря я грешила на сантехника дядю Гришу.

Посреди прихожей стояла только растерянная тетушка. В одной руке она держала телефонную трубку, во второй — башмак, при посредстве которого она, видимо, и повалила полочку для обуви. На полу валялся разбитый телефонный аппарат.

— Тебя, — ошеломленно выговорила тетя Мила.

Я взяла у нее трубку и приложила к уху.

В трубке стояла глухая тишина. По всей видимости, аппарат раскололся так основательно, что связь прервалась.

Я вырвала провод из телефонной розетки и бросила испорченный телефон в мусорное ведро.

— Что случилось-то? — спросила я у по-прежнему остолбенелой родственницы. — Кто меня спрашивал?

Она открыла было рот, но тут зазвонил другой аппарат, располагавшийся в зале. Не дожидаясь, пока тетушка выйдет из столбняка, я сняла трубку:

— Да!

— Доброе утро, Евгения Максимовна, — пророкотал в трубке бархатный баритон со смутно знакомыми нотками. — Побеспокоил? Соединение как-то странно оборвалось.

— Да нет, ничего. А кто это говорит?

— Говорит Леонард. Если более конкретно — Леонард Леонтьевич Эллер. Мы познакомились вчера в клубе. Вы помните?

Ах, вот оно что! Теперь понятно, почему тетушка учинила невольный разгром в прихожке. Наверное, когда она услышала имя звонившего в ответ на свой строгий допрос, то непроизвольно схватилась за первую попавшуюся под руку вещь, а ею оказался ботинок, заправленный в среднюю полку обувной стойки.

— Да, я помню, — произнесла я. — Было приятно познакомиться.

— Мне тем более, — рассыпался в любезностях мой собеседник, — все-таки не оскудевает моя малая родина красотой и талантами. Евгения Максимовна, я вот по какому поводу звоню. Нам необходимо увидеться.

— А зачем?

Он кашлянул. Наверное, мэтру нечасто приходилось слышать такое в ответ на свое предложение. Чтобы кто-то выражал сомнение в необходимости встречи с ним, самим Эллером… Ну что вы, разве такое возможно!

— Понимаю, Евгения Максимовна, вы могли подумать, что я напрашиваюсь на легкий флирт. Хотя человеку моей профессии такое вполне простительно, вы не находите? Но я хотел поговорить с вами о серьезном деле. Никаких амуров. Уверяю вас, это самая деловая встреча, о какой я когда-либо просил женщину.

— Конечно, Леонард Леонтьевич, — ответила я. — А когда и где вам удобно?

— Мне удобно там и тогда, когда это удобно вам.

В чем, в чем, а в галантности ему не откажешь. Вчера, находясь в подпитии, он вообще произносил столь витиеватые комплименты, что к концу фразы забывалось, с какого восхваления он, собственно, начал.