Машина выехала на трамвайные пути и направилась в сторону железнодорожного виадука. Рощинский стоял посреди улицы и всем своим видом напоминал выброшенного на берег кашалота. Он не мог справиться с дыханием, его сердце так колотилось, что даже лацкан плаща заметно вибрировал в такт его сумасшедшему ритму...
Глава тринадцатая
Ройтс шел по еще непроснувшемуся до конца городу, глубоко засунув руки в карманы кожаной куртки. "Нельзя допустить, - наставлял его внутренний голос, - чтобы этот барсук унес с собой весь куль с добром..."
Он обошел вокруг забора и возле кустов жасмина перелез через него. Дом спал и только старый клен по-утреннему тихо поскрипывал над ним. Капельки росы на ставнях и стенах дома напоминали о конце лета.
Ройтс, подойдя к крыльцу, затаился. Он не знал, что в кладовке к каждому шороху прислушивается Форд. И когда он подошел к двери и взялся за ручку, собака притаенно зарычала. Ройтс чертыхнулся и, уже не таясь, с силой дернул на себя дверь. Форд зашелся низким предостерегающим лаем. Через несколько мгновений скрипнула в коридоре половица и сонный голос Рощинского цыкнул на собаку: "Фу, Фордик, молчать!"
- Кому в такую рань не спится? - спросил он из-за двери.
- Это я, Игорь...Есть дело, надо переговорить.
- Дверь распахнулась и перед Ройтсом предстал заспанный, в заношенном махровом халате, хозяин дома. Халат не закрывал колен и грудь, поросшую густыми седыми волосами. Черные на выкате глаза Рощинского с ног до головы осмотрели раннего гостя. И было в этом взгляде и раздражение, и отсвет подозрительности.
- Что за дело в такую рань? - спросил Толстяк. - Я всю ночь глаз не сомкнул, видно, циклон на подходе.
- Погода действительно меняется, - поддакнул Ройтс, - причем так меняется, что того и гляди скрутит в бараний рог.
В глазах Рощинского еще больше засветилась подозрительность.
- Ты еще слишком молод, чтобы от погоды загибаться. Заходи и выкладывай, что у тебя на душе.
Игорь переступил порог и слева от себя, в кладовке, услышал злобный рык Форда.
- Фу, Фордик, тут все свои, - для приличия прикрикнул на собаку Рощинский.
Идя следом за Ройтсом, он отодвинул на двери чулана щеколду.
- Ты, Игорь, проходи и садись, а я прилягу, - Рощинский, не снимая с плеч халата, сел на кровать и как-то по-женски залез под одеяло. Одну руку он положил под голову, другую вытянул вдоль туловища.
Ройтс расположился у стола. Сидел молча, видимо, не решаясь произнести много раз сказанные про себя слова..
- Ну, чего ждешь, парень? - подтолкнул его к разговору Рощинский. - Или пока шел, текст забыл?
- Я хочу вас, Владимир Ефимович, по-дружески предупредить: разговор будет непростой. Все, что сейчас скажу, воспринимайте спокойно, без истерик и боданья.
- Интересно говоришь...Ты, случайно, не онколог, а я случайно не твой пациент, которому осталось жить две недели? - на дряблых щеках Толстяка проступила пепельная бледность. - Давай, трекай, только не ломай голову насчет того, как раковый больной твою чушь будет воспринимать. Идет?
- А тут, собственно, не о чем много говорить! - Ройтс щелчком сбросил со стола засохшую хлебную крошку. - Вопрос очень простой и упирается в справедливое распределение материальных радостей. Но для начала я вам напомню кое-какие штрихи из вашей боевой биографии...
- А вот это уже тянет на сенсацию! Только я не знаю, с какого конца ты начнешь...
- Вы не на допросе - знаю, не знаю...Да это сейчас никакой роли не играет, - Ройтс поднялся со стула, подошел к кровати и присел на ее край, у ног лежащего. - Я могу вам напомнить, как вы в свое время прищучили некоего Бонвивана. Вспоминаете о столь незначительной детальке из своей жизни? На сколько тысяч тугриков тянула та коллекция из дуплетов?
- Чего, чего? - прохрипел ошарашенный Рощинский.
- Ду-пле-тов! - по слогам повторил Ройтс. - И не делайте вид, будто это слово вам не знакомо.
- Почему же не знакомо...Когда-то в молодости стрелял дуплетом по уткам и в бильярд поигрывал...
Ройтс поднялся с кровати и сделал несколько шагов по комнате.
- Вы же прекрасно понимаете, что речь идет не об этом. Вы нас уже однажды втравили в авантюру с Симчиком, теперь еще раз, но уже с дуплетами, черт бы их побрал. - Ройтс блефовал и делал это примитивно. - Я пришел к вам, чтобы предупредить...
- Перестань, парень, темнить, - Рощинский уже не улыбался. На его висках опасно взбухли вены. - Вваливаешься спозаранку в чужой дом, несешь какую-то ахинею, а я, практически находясь в гипертоническом кризе, оправдываюсь перед тобой, словно нашкодивший пацан. И мне этот расклад категорически не нравится.
Ройтс снова вернулся на стул. Его подгоняло нетерпение.
- Хорошо, - сказал он, - буду выражаться яснее. Тот перстень, который вы нам с Аликом дали загнать, принадлежит Бонвивану. Его замочили из-за знаменитой на весь мир коллекции дуплетов.
- О, Господи, опять эти задрюченные дуплеты! -Выкрикнул взбешенный Толстяк.
Но Таракан гнул свою линию.