— А что ты хочешь от меня услышать, бляха? — прошипел он. — Все хотят нормальной жизни, сытой и комфортной. Чтоб не думать, где достать бабла и каждое лето греть свой зад где-нибудь на Кипре. Все стремятся только к этому.
Я сморщился.
— И я хотел. Но тебе, старик, фартило с самого рождения, а мне вот ни хрена. У тебя была квартира, тачка, деньги на карман, нормальная работа, и все в шоколаде. Я же работал день и ночь, как конь, и получал гроши.
— И ты решил, что обокрасть друга, — лучший способ преуспеть, — хмыкнул я.
— Я решил, что таким зажравшимся неженкам, как ты, надо делиться, Кирь, — сказал он. — А если не захочешь, мы бы тебе помогли. Даже если б мы тебя потом с Игнатом не грохнули, ты бы особенно не пострадал. Ну лишился бы квартиры, так родители бы все равно тебя пригрели, а потом бы новую купили, я уверен.
— Ну и мудак же ты. Страшно подумать, что все эти годы я вообще с тобой общался.
Леня засмеялся и, махнув рукой, вернулся на скамью. Он лег и отвернулся к стенке, не сказав больше ни слова.
Я схватился за решетки камеры и крепко сжал их — так, что побелели пальцы. В груди вскипела злоба, сердце бешено заколотилось.
— Ты просто сраный нытик и ничтожество. Набей себе это на лбу, когда сядешь на нары.
— Да пошел ты нахер, — буркнул Леня, не оборачиваясь.
— Ты будешь жаловаться на трудную жизнь, несправедливость и прочее дерьмо для слабаков. Но у тебя не хватит духу взять себя за жабры и попытаться что-то изменить. Ты жалкое неисправимое дерьмо. Поэтому закономерно, что ты здесь. Счастливой тебе жизни, бро.
После этих слов я развернулся и покинул изолятор, хлопнув дверью.
Базилевич сидел там же, за своим столом, и ждал меня. Когда я вышел, он поднял на меня любопытный взгляд.
— Ну что? Разговорили?
— Получилось даже лучше, чем я думал, — сказал я и вынул из кармана диктофон. Этой профессиональной штуковиной я часто пользовался на работе, и сейчас она мне тоже пригодилась.
Весь разговор с Леней я записал от первого до последнего слова. Вряд ли у него или его родителей найдутся деньги на толкового адвоката. Но теперь у меня была гарантия, что его посадят и посадят надолго.
Я положил диктофон на стол перед Базилевичем, и майор довольно потер руки.
— Разумное решение, Кирилл Андреевич. Спасибо. Это здорово облегчит мне работу.
Я молча кивнул и сразу же спросил:
— На видео с Игнатом, где они воруют дублей, есть и другие хакеры. Их реально будет разыскать?
— Разыскать их не проблема, а вот посадить — сложнее, — сказал он. — По статье за кражу разве что. Это ведь незаурядный случай, у нас даже уголовной статьи такой нет. Разве что приравнять их действия к акту терроризма, да и то пока не знаю, как это сделать. Но искать я их определенно буду.
— Буду очень вам признателен.
Базилевич почесал подбородок, потом взгляд на разложенные бумаги на столе и сказал:
— Понимаете, Кирилл Андреевич, то, что произошло с вашим дублем — это нонсенс, несомненно. Но такие случаи, уверен, будут повторяться. Потому что, каким бы полезным и гуманными не были эти программы Гофмана, рано или поздно найдутся люди, которые заходят использовать их в своих скотских целях. Этот Рахматуллин — был первым. Но я уверен, будут и другие. Может, даже много.
— Тогда я попробую раскачать эту лодку.
— В смысле?
— Я хочу придать огласке этот случай, чтобы все узнали, что произошло с моим дублем и предостеречь всех пользователей. Гофман замолчал, что у него под носом совершили преступление, и через год я пострадал. И я не хочу, чтобы это случилось с кем-нибудь еще. Я хочу, чтобы этот жадный мудозвон ответил за свое трусливое молчание и все узнали, что на самом деле есть опасность и что дублей могут взломать.
Базилевич посмотрел на меня с сомнением.
— Вы уверены, что из-за этого у вас не возникнут неприятности? У Гофмана есть деньги, связи все-таки. Вы понимаете…
— Хуже, чем было, мне уже не будет. По крайней мере, я смогу помочь другим, предупредив. А это уже что-то.
Базилевич помолчал, словно обдумывал мои слова, потом кивнул.
— Я понял вас, Кирилл Андреевич. Удачи вам.
— И вам. Спасибо. До свидания.
Глава 14
Я сидел в кабинете командира и ждал, когда он вернется с обеда. В полдень редакция была почти пустая, в офисе стояла умиротворяющая тишина, и нарушала ее лишь телефонная болтовня девочки-менеджера, доносящаяся из соседнего кабинета. За окном светило солнце, был необычайно ясный день, и я чувствовал себя прекрасно.
Я сидел за командирским столом, вертя в руке сложенный вдвое лист бумаги, и периодически посматривал на часы.
С Бойко я связался два дня назад — сразу после визита к Лене в изолятор. Командир сначала долго возмущался, удивляясь, где я пропадал, и почему до меня невозможно было дозвониться. Я рассказал ему, что ловил с полицией преступников и едва не погиб из-за своего дубля. Не знаю, что Бойко подумал обо мне в этот момент, но попросил срочно приехать.