Дубовый листок

Петр низко опустил голову. Христинка испуганно смотрела на родителей. Только Вига приникла ко мне.

— Понимаю, что вам больно. Но мы давно говорили об этом, Петр. У тебя есть семья, а у меня никого нет. о ком бы я мог позаботиться… И самой Виге это будет лучше.

Христинка зарыдала, к ней присоединилась мать. Вига бросилась к ним и тоже заплакала, а Петр еще ниже опустил голову.

Что-то запершило у меня в горле.

— Ну, коли так, пусть остается. Прощайте!

Я поспешно вышел.

«В самом деле, как Вига может вести себя иначе? Я для нее всего-навсего добрый дядя. Чего ради она пойдет со мной? Не за то же, что я содержал ее и дарил пустяковые игрушки. Берестовы же пестовали ее, полюбили. Пожалуй, я не имел права и заикаться о таком деле…»

С невеселыми думами я шагал посреди дороги. Кто-то окликнул меня. Догоняла Вига. На лице ее было отчаяние. Совершенно так же, как четыре года назад, она обняла меня и, закинув голову, смотрела, едва переводя дыхание. И так же, как четыре года назад, я наклонился и поднял ее.

— Разве можно так бегать? Видишь, как запыхалась!.. Ну, что тебе?

Все еще переводя дыхание, Вига обняла меня, и я услышал, как стучало ее сердчишко.

— Я с тобой, дядя Михал, с тобой… — прошептала она.

Тогда я понес ее, решив не возвращаться к Берестовым, чтобы не бередить еще раз наши раны.

— Я буду делать все, что ты хочешь! Все-все!

— В таком случае — попробуем жить по-новому. Ты будешь моей семьей, пока не создашь собственную.

Я опустил ее на землю и, держась за руки, мы пошли дальше.

Степь была еще покрыта травой и колыхалась от ласкового ветерка. Воробьев стоял на обрыве. Мы подошли к нему и молча смотрели вниз: Кубань вздымалась от прибыли горных вод.

И в этой огромной массе воды я вдруг ясно увидел голубую струю Лабы, серебристую ленту Урупа, Зеленчук, Псекупс и каждый из мельчайших притоков.

Странно! И Воробьев это увидел.

— Знаешь, Михаил, — сказал он вдруг, — смотрю на Кубань и думаю: силища-то какая! Недаром черкесы называют ее «Князем всех рек»… Но какой это был бы князь, не будь у него столько притоков.

Глава 56

Ставрополь, где я не был пять лет, стал похожим на город. Появилось много каменных домов, почти все крыты черепицей или железом. И даже выстроили гостиницу — небольшой особняк с мезонином — «Найтаки».

— Что за название? — спрашиваю у Воробьева,

— Это фамилия владельца. Но я не люблю гостиниц и счастлив, что у меня здесь свой уголок.

Недалеко от окраины — малюсенький домик с палисадником и крыльцом под навесом. Воробьев дергает звонок и заранее улыбается.

В дверях появляется небольшая, средних лет худенькая женщина.

— Володя! Володенька!

Со счастливой улыбкой она замирает в объятиях Воробьева. Он нежно целует ей волосы. Чувство зависти мне незнакомо, но я не могу на это смотреть. Вспоминаю, до чего же я нищ!

— Знакомься, Верочка, — говорит Воробьев. — Это мой друг Михаил Варфоломеевич Наленч, прапорщик Тенгинского пехотного полка, но пока еще без обмундирования…

А это его приемыш — Вига, дитя воинственных абадзехов.

Вера Алексеевна сердечно жмет мою руку и наклоняется к Виге, которая пристально и исподлобья смотрит на незнакомку.

— Здравствуй, девочка…

Нерешительно Вига подает ей руку.

Проходим в небольшую уютную комнату. Здесь, конечно, ковры и тахта с мутаками[85] и подушками, качалка… На окне фикус, еще какие-то цветы и канарейка над ними. На стуле дремлет пушистая дымчато-серая кошка.

— Верочка, — говорит Воробьев, усаживаясь на тахту, — ты нас угостишь кофе? А потом все трое будем бить тебе челом…

Вера Алексеевна уже и сама взялась за кофейник, но теперь останавливается посреди комнаты, и ее серые глаза сверкают.

— Все трое бить челом? С чего бы это?

— Вот именно — все трое… Но сначала пусть будет кофе.

— Нет, сначала пусть просьба. Ты же знаешь, как я любопытна!

— Ну хорошо… Нельзя ли тебе подбросить эту девочку? Ей нужно учиться и вырасти здоровой, честной, умной, воспитанной особой.

Вера Алексеевна перестает улыбаться.

— Это действительно очень важная просьба. А ведь ты. Володя, хорошо знаешь, что я скажу… Лучшего ты и придумать не мог!

Она ставит кофейник на стол и подходит к Виге:

— Как, девочка? Согласна коротать со мной время?

Вига, конечно, не знает, что такое коротать время. Она смотрит на меня, и я ее ободряю кивком. Тогда и она кивает Вере Алексеевне.

— Вот видишь, Михаил, я тебе говорил, что Вера Алексеевна будет рада! — торжествует Воробьев.

Да, я вижу, все вижу. В этом домике мне становится так тепло и просто, словно я здесь когда-то живал.

— А ты знаешь, Володя. — говорит Вера Алексеевна, разливая кофе. — я хотела сделать тебе сюрприз. Ты писал, что в сентябре вы пойдете на натухайцев и обязательно будете в Анапе. И я поехала в Анапу, но дождалась не тебя, а… императора. Прожила там дня четыре, узнала, что экспедиция на натухайцев отменена и — домой. А встреча императора прошла очень интересно. Я вечером расскажу. Сейчас надо расправиться с домашними делами.