Дубровинский

С ними поддерживал связь Радин. В 1899 году Владимир Ильич и его единомышленники в енисейской ссылке выступили с резким разоблачением экономических и оппортунистических идей Кусковой и Прокоповича, изложенных ими в печально знаменитом «Кредо». Ленин с товарищами написали «Протест». Он был разослан по различным колониям ссыльных. Попал этот документ и в Вятку, а оттуда в Орлов. Его подписали Бауман и Боровский. Они же переправили его в другие города Вятской губернии.

В городе Котельнич при обыске у местной фельдшерицы был найден текст «Протеста» и приложенное к нему письмо.

«Посылаю некую резолюцию и прошу сделать вот что – прочтите ее вашим социал-демократам и спросите каждого, согласен ли он с ней? Затем сосчитайте число голосов, поданных „за“, и сообщите хотя по почте, сколько их.

Резолюция эта написана не нами, и я прошу Вас никому не говорить даже, что этот экземпляр попал к Вам из Орлова и что считают голоса из Орлова».

Видимо, в сопровождении такого же письма «Протест» был послан и в Яранск. Он всколыхнул небольшую колонию «политиков». Дубровинский и некоторые его товарищи подписались под «Протестом».

Новый, 1901-й встречали, как обычно, в компании близких друзей. А ведь этот новый год был первым годом нового, XX века.

Вспомнилось, как ровно год назад кто-то из ссыльных тщился доказать, что век XX начинается 1900 годом, и призывал «отметить как следует». Много тогда смеялись, да и взгрустнули немного.

Новый век Иосифу Федоровичу и Анне Адольфовне придется встречать в этом богом забытом и осточертевшем городе.

Новый век!

Кто устал от старого, кто связывал неудачи, постыдные дела, крушения иллюзий с датами, начинающимися цифрой 18, тот надеялся, что XX столетие похоронит кошмары пережитого. Достаточно проснуться 1 января живым, здоровым и улыбнуться обновленному солнцу тысяча девятьсот первого.

В Москве, Петербурге, губернских городах и даже в яранской глухомани в витринах гирлянды сплетаются в цифру XX. Газеты задолго до наступления торжественной даты оглушают анонсами и краткими пророчествами: «Век без кризисов», «Век без забастовок», «Век процветания». И каждый по-своему возлагает надежды на грядущее столетие.

Царю Николаю II, этому «Чингизхану с телефоном», по словам Льва Толстого, мнится, что канули в прошлое революции и революционеры с бомбами, подкопами, револьверами, что охранительные начала самодержавия испугали трусливых, усмирили задиристых, искоренили смелых, борющихся.

И XX век грезился самодержцу в облике старой, купеческой, допетровской Руси, где так уютно потрескивали свечи, тихо теплились лампады, пахло ладаном, и боярские шапки, собольи шубы да длинные бороды были символами мудрости и власти, а Мономахова шапка – недосягаемой вершиной ее под сенью всевышнего.

«Назад, к допетровским временам», – провозгласила дворцовая камарилья. Это значит засилье дворянства во всех областях государственной, политической, экономической и культурной жизни страны.

«Назад, к Московской Руси» – это значит усиление патриархальных начал в деревне или попросту возрождение крепостнических порядков. Это православие и самодержавие, как гранитные утесы, стоящие на дороге к конституции.

А для тех, кто не согласен? Есть Шлиссельбург. Есть Петропавловка.

Есть централы, рудники, читинские, карийские, вилюйские остроги. Есть пули. Нагайки. И лес штыков.

За этим частоколом император чувствует себя спокойно.

В империи тишина, в империи порядок, в империи твердая власть…

В этом не уверены либералы-земцы, им кажется, что куцая конституция все же была бы громоотводом.

XX век, что несет он им?

Засунуть бы голову под крыло и чувствовать себя в безопасности. Но время врывается в земский уют тревожными ритмами.

И черная земная кровь
Сулит нам, раздувая вены,
Все разрушая рубежи,
Неслыханные перемены,
Невиданные мятежи.

От страха перед этими мятежами либерала трясет лихоманка. Поближе к трону, за частокол штыков. Но и тут он дрожит и робко советует: «Нужно проводить умную, гибкую политику».

«Необходимо успокоить массовое движение», – волнуется московский купец, напяливший на себя вместо длиннополого кафтана английский фрак.

И земец и купец «протестуют против крайностей». Оба втираются в доверие к народу, чтобы потом выдать его головой царю.

Зашевелился «старый земец». Он откопал запылившийся всеподданнейший адрес о созыве Земского собора из представителей земств и городов. Это предел его мечтаний.

А век XX уже вступил в свои права. Он никому ничего не обещает. Добывайте сами.

XX не XVII. Можно нацепить на себя боярские хламиды, отпустить бороды, но не вернуть ни московской тишины, ни абсолютизма. Кануло в прошлое крепостничество. И капитализм домонополистический перерастает в империализм.