Дубровский. Дело князя Верейского

Отец мог бы быть доволен сыном, так же как тот гордился им. Конечно, Михаил Андреевич обязательно бы выговорил наследнику за провал ценного французского агента. Василий Михайлович будто даже слышал родительский голос — именно здесь, в Арбатове, он звучал как наяву. Вместо же отеческой хулы представился эпизод детства: родитель зовёт его с крыльца: «Васили-и-и-и-й, ты где?» Они должны ехать к соседям на именины их дочери. С одной стороны, там угостят разными вкусностями, коими не баловали дома, с другой — надо говорить что-то доброе вредной, плаксивой и некрасивой девчонке. Вася ещё не готов к компромиссам, а потому не откликается. Замер и наблюдает за отцом из-за зелёной ограды сада — кустов акаций. В какой-то момент ему показалось, что они встретились глазами. Душа юзнула в портки в ожидании нагоняя. Вася сам бы нырнул следом, но не представлял, как это можно сделать. Лишь зажмурил глаза. Когда же открыл их, то увидел, как отец садится в бричку и трогает.

Сын ждал расспросов по его возвращении, но и их не последовало. Его не раз подмывало спросить родителя, видел он тогда его или нет. Но всё откладывал, а может, и боялся задать этот вопрос. От твёрдого «нет» идеальный образ отца мог дать трещинку. Уже тогда он мог видеть не очень хорошо. Само по себе не страшно, но не имеет отношения к добродетели. Человек сам может и не обладать ею, но непременно хочется видеть её в других.

Дело соседское

I

Харлов всегда объявлял своё явление грохотом каблуков у двери и покашливанием. Мог и не стараться. Едва он ступал на этаж, половицы под гренадёрским телом начинали истошно жалобить, не хуже баб на отпевании вдового деревенского старосты. «Опять со своими амбарными книгами явился», — под нос буркнул Верейский и закрыл предмет на столе газетой «Московскія Вѣдомости». Князь придал взгляду строгости, но когда устремил его на дядю, тут же улыбнулся.

— Степан Иванович, вы прямо щёголь записной! Вот бы никогда не подумал…

Щёки отставного майора зарделись, как если бы полковые товарищи уличили его в вышивке бисером. Харлов носил неброскую, близкую к военному крою одежду, разве что медные пуговицы не сверкали. В такой лишь эполеты на плечи да кивер на голову — и хоть сразу в строй. А тут — сюртук цвета его любимой малиновой наливки с подпирающим уши воротом, жилет чёрного атласа с цветочным орнаментом по бархату, жёлтый галстук тонкого шёлка, облегающие бежевые панталоны, остроносые сапоги… Но главное — из его седеющей густой шевелюры надо лбом вздымала завитая прядь.

Харлов тяжело выдохнул, как если бы одним махом решил принять стакан зубровки.

— И вы туда же, Василий Михайлович. Вся дворня уж за глаза потешается. Ну не выдержал осады старый вояка! Капитулировал. Снарядила-таки Анна Фёдоровна петухом. Говорит, князь из-за границы приехал. Привык быть в обществе, а у нас — словно казарма… Заказала себе да мне наряды — мол, в Париже все так ходят. А портной самому Троекурову шьёт. Баста! Пойду сыму и больше не надену.

II

Харлов семьёй обзавёлся в Арбатове. Избранницей стала гувернантка дочерей помещика Спицына. Уже не мечтавшая о замужестве старая дева пленила вояку за отсутствием красоты манерами, обхождением и бойким лопотанием на французском. Захваченный плацдарм укрепила рождением двух сыновей, а теперь вот шла в наступление. Воспитателей и наставников смена деятельности не меняет, как и унтер-офицеров — отставка.

Князь рассмеялся, встал и, протянув руки, шагнул к управляющему.

— Вот уже и на смех подняли, — ещё больше расстроился Харлов.

Верейский обнял родственника, усадил рядом на диван и лишь потом заговорил.

— Дорогой мой Степан Иванович, у меня и в мыслях не было потешаться над вами. А рассмеялся оттого, что вы упомянули петуха. Этот вихор называется кок, от французского — coq, что означает петух. Вот и всё.

Харлов снова выдохнул, но уже коротко, как перед рюмкой анисовки.

— Что касается вашего гардероба, то Анна Фёдоровна права — в Европе действительно все так ходят…

Верейский не сдержал улыбки:

— Ну, или лет пять назад ходили…

И закончил, пока Харлов не набрал воздуха в грудь:

— Да полноте вздыхать! Ещё запьёте, чего доброго. Костюм вполне достойный. Просто не вяжется с вашим э-э-э… образом. Не страшно. Всё прирастает к нам через неприятие и умение с этим жить. Может, стоит дать время и себе, и окружающим?

III

Харлов неопределённо двинул широченными плечами.

— Снова с отчётами пожаловали? — Верейский кивнул на папку в руках управляющего.

Укоризну в вопросе он смешал с иронией — так крепость рома в гроге понижают чаем.

Харлов обрадовался смене темы разговора:

— Нет. Это, как велели, справка об отношениях помещиков Троекурова и Дубровского. Всё, что удалось собрать.

— Вот за это спасибо, Степан Иванович!

Харлов резко встал. По нему было видно, что готов гаркнуть: «Рад стараться, ваше высокородие!» Хотя про чин не знает, тогда — «ваше сиятельство!» Но нет, удержался.