– Сон для него – лучшее лекарство. Я, конечно, сообщу об этом преподобному, когда он придет. Мастера Ренслоу нельзя беспокоить.
– Благодарю вас. Я знала, что на вас можно положиться.
В этот момент появился Йен.
– Я встретил Уиггза. Он казался еще больше не в себе, чем обычно. Что-нибудь случилось?
– Мисс Ренслоу вывела его из терпения, – ответил дворецкий за Афину. – И выставила за дверь.
– А, значит, вас нужно поздравить.
– Нет, – возразила Афина. – Мы решили, что не подходим друг другу.
Йен улыбнулся:
– Именно с этим и нужно вас поздравить. Принесите шампанского, Халл. В библиотеку.
Ведя ее под руку, Йен сказал:
– Кстати, вы его ударили?
– Нет, он вымазался джемом, когда завтракал.
– А жаль, что не ударили.
Оставшись наедине с Афиной, Йен наблюдал, как она смотрит в окно на сад позади дома. Он не знал, о чем она думает, поэтому ему пришлось спросить:
– Не каждый день леди выставляет за дверь своего поклонника. Вы хотите поплакать?
– Нет, скорее, запеть.
Он вспомнил о полном отсутствии у нее музыкального слуха.
– Лучше не надо.
Афина рассмеялась.
– Тогда я могу станцевать. – Она сделала поворот, раскинув руки. – Я свободна, свободна, как птица. Видимо, это был мой единственный шанс выйти замуж. Но лучше остаться старой девой, чем выйти замуж за Уиггза.
– Уиггз отвратителен, – согласился Йен. – Ему нужны были только ваше приданое и влияние, которым пользуется ваш брат.
– А мне нужно было только благополучие, которое мог принести брак с ним, так что мои мотивы были не лучше, чем его. Никто из нас не изображал любовь, которую мы не испытывали друг к другу, хотя когда-то я надеялась, что полюблю его со временем. Но не полюбила. И очень рада этому.
Йен тоже радовался – и сам этому удивлялся.
– Да, – продолжала Афина, – теперь мне не придется выходить замуж без любви.
Рука судьбы пожала руку Йену.
Глава 11
С любовницей жить интереснее, чем с женой.
Любовнице жить интереснее, чем жене.
Время – странная вещь. Сначала Йену хотелось, чтобы стрелки часов повернули вспять, чтобы все начать сначала, чтобы вернуться в дни, предшествовавшие дуэли. Теперь ему хотелось, чтобы их движение, сопровождаемое тиканьем, замедлилось, так замедлилось, чтобы завтрашний день настал через неделю. На самом деле, если тик никогда не последует за таком, очень скоро ты окажешься перед вечностью.
«У меня есть несколько дней», – сказал себе Йен. Он еще не получил ответа от ее старшего брата, а ее дяди все еще не было в городе. Поскольку он не мог посоветоваться ни с кем из ее родственников мужского пола, ему предоставили временную отсрочку. Слугу капитана по имени Макелмор он в расчет не принимал.
Йен зашел на Камерон-стрит справиться о возвращении капитана и, выходя из дома, случайно столкнулся с Макелмором. Граф кончил разговор заверениями, что ничего дурного не случилось – и не случится – с мисс Ренслоу. Тысяча чертей, теперь он готов был убеждать в своей порядочности какого-то одноглазого старого пирата, на виду у всего Лондона! Он переменил тему разговора и направил гнев Макелмора на грума – Алфи Брауна.
Макелмор сказал, сплюнув на землю совсем рядом с сапогами Йена, что этот человек появился и попросил выплатить ему причитающееся жалованье. Алфи рассказал, что он отправился за убежавшей лошадью, потому что это его работа и потому что лошадь была ему нужна, чтобы доставить домой мальчика. Найдя эту конягу, он потерял мальчика, поэтому пошел и напился, понимая, что свое место тоже потерял. Проснувшись, он обнаружил, что его ограбили и избили; к своему стыду, он больше ничего не помнит.
– Ничего не помнит о несчастном случае, в результате которого мастер Ренслоу упал с лошади?
– Алфи признался, что смотрел на господ, а не на парнишку.
Если этот человек наблюдал за дуэлью, он в точности знает, что произошло. Йен не понимал, почему Браун ничего не сообщил Макелмору. Еще больше его удивило, почему грум не появился у дома Йена, требуя денег за свое молчание. Что-то было не так в рассказе этого человека, но Йен не хотел напрашиваться на неприятности, их у него и без того хватало.
Тем временем леди Трокмортон-Джонс уехала. Уехала и принцесса Хедвига. Йен вернул себе свой дом в Кенсингтоне. И у него теперь было место, где он мог уединиться и подумать о своих грехах и о предстоящем возмездии.
Мать по-прежнему ссылалась на лихорадку; сестра еще не вернулась из поездки на север. Состояние мальчика не ухудшалось, но и не улучшалось. Он мог шевелить ногами, и Йен считал это хорошим признаком. Когда лорд Марден высказал предположение, что мальчуган окрепнет, если будет бывать на свежем воздухе и немного двигаться, Афина посмотрела на него так, словно он предложил бросить ее брата в Темзу голым, чтобы он там поплавал.