Дуэль

Знаменитые биржи Уолл-стрит, Токио, Лондона, Франкфурта, на которых суетились люди у огромных экранов с диаграммами, возбужденно кричали что-то в телефоны, размахивали руками, делали знаки и бегали, как заведенные, посылали на мониторы одну и ту же неутешительную картинку — графики, кривые которых круто ползли вниз. Внизу бежала строка с убийственной информацией о падении цен на акции компаний, названия которых были выделены красным цветом. Судя по плачевному виду Арчи, он потерял не только все свое состояние, но и взятые для игры на бирже кредиты. Это была катастрофа! То обстоятельство, что Арчи, которому нельзя давать в руки деньги, как пьянице нельзя доверять сторожить винный погреб, взял кредит и играл на бирже, подорвало мою веру в то, что человек — разумное существо.

Арчи вызывал у меня одновременно смех и жалость. Вообще-то я должен был бы испытать к нему сочувствие, поскольку Арчи является членом нашей большой семьи. Но мне всегда было свойственно злорадство. Втайне я считал, что этому рабу моды досталось по заслугам.

Спускаясь по деревянной лестнице у своей квартиры, я все еще слышал безутешные рыдания Арчи. Мне хотелось только одного — лечь спать. Я думал о своем толстом хозяине с большим брюхом, удобной кровати и покое. Прыгнув в лаз, прорезанный в нашей входной двери, я снова услышал всхлипы. Но на сей раз плакал вовсе не Арчи.

В прихожую падал свет из кабинета, где была включена лампа, стоявшая на письменном столе Густава. Мой друг и хозяин сидел, положив голову на руки у клавиатуры компьютера, и горько плакал. Рядом с ним лежала стопка объявлений о моей пропаже. Должно быть, подобные объявления висели сейчас на каждом дереве, на каждой стене в округе. На столе я заметил также пустую бутылку из-под красного вина, которым он заливал горе. Как видно, Густаву так и не удалось приглушить свою боль.

«Бедный Густав, — подумал я, — если бы я знал, что моя длительная отлучка принесет тебе столько страданий, я вернулся бы домой раньше». С возрастом мы становимся мягче и сентиментальнее. Было примерно пять утра, самое время для крепкого сна, и меня клонило в дрему. Я от души любил этого толстого парня и всегда прощал ему мелкие обиды.

Чтобы известить его о своем приходе, я мяукнул. Густав поднял голову и мутными глазами посмотрел на меня. Лицо у него вытянулось, как будто он узрел призрак. Не в силах поверить в то, что перед ним действительно стою я, он потер глаза руками. Наконец, убедившись в том, что это не сон, он сорвался с места, задев бутылку, которая упала с громким стуком на пол, и бросился ко мне. Подхватив меня на руки, Густав так крепко прижал меня к своей пухлой щеке, что у меня перехватило дыхание.

Как мало человеку нужно для радости! Мне вдруг припомнилось одно изречение из календаря: «Дарите любимым больше цветов при жизни, потому что на могилах цветы уже бесполезны». И я бы добавил к этому еще одну мудрость: «Меньше спорта на этом свете, потому что все равно вы отправитесь на тот свет больным и немощным!»

Четверть часа спустя мы с Густавом уже спали в обнимку в его уютной постели.

Однако Морфей опять сыграл со мной злую шутку. Мне снова приснился призрак. Это был страшный сон.

До меня как будто дотронулась чья-то рука, и, открыв глаза, я снова увидел фантом. Призрак сидел на краю кровати и не сводил с меня своих пугающих глаз рядом со мной храпел Густав, но фантом не обращал на него никакого внимания. В тусклом свете, падавшем из окна, я с трудом мог разглядеть его очертания. Призрак был покрыт густой шерстью. Это был великолепный мех. Чтобы вывести породу животных с таким дорогостоящим мехом, заводчикам приходится трудиться не одно десятилетие. Голова призрака была в три раза больше моей, на фоне окна, сквозь которое было видно звездное небо, вырисовывался его силуэт с острыми ушами. Скорее всего это было животное, но в его облике присутствовали и черты, свойственные человеку. Передние лапы походили на натренированные руки человека, несколько вытянутая вперед морда — на мужское лицо с крупным носом. Существо сидело по-человечьи, выпрямив спину.

Но белесые глаза призрака не были похожи ни на глаза человека, ни на глаза животного. Они светились изнутри и были слишком светлыми. А самое удивительное, призрак плакал! Этой ночью, похоже, все рыдали — Арчи, Густав, фантом. У последнего был такой жалобный, трогательный вид, что у меня защемило сердце. Вся его шерсть была мокрой от слез. Неужели он явился сюда и сел на край нашей кровати, чтобы я его пожалел и утешил?

Я снова закрыл глаза, надеясь, что, когда открою их, призрак исчезнет, и погрузился в сон. Но ощущение, что фантом не приснился мне, а привиделся наяву, не покидало меня.

ГЛАВА 7