…Совсем уже осенью, в цветном и торопливом октябре, в субботу с утра Вовка Кузин прикатил на реку. В этом месте она разливалась широкой и довольно глубокой заводью, проросшей по заберегам густым камышом. За камышом – полукруглым озерцом тёмная вода, с редкими, не утонувшими ещё на зиму островками ряски. Вчера он проезжал здесь вечером и так засмотрелся на красное, закатное солнце, собирающееся нырнуть в уходящую за жёлто-серые мётлы камыша воду, что едва не свалился с мотоцикла. Промучившись в творческом нетерпении ночь, с утра управившись по хозяйству, к одиннадцати дня он был именно на этом месте. Но, странно, сейчас тут всё было совершенно по-другому: без той, поразившей его недавно, неизбежности движения времени – как-то очень уж просто, даже игриво… Солнце, словно опомнившись, палило по-летнему, насекомые, отогревшись от прохладной ночи, прыгали вокруг, шелестели и суетились по опавшей листве. А деревья за речкой – цветные и радостные, будто деревенские бабы в цветных сарафанах на весёлом празднике!
Вовка постоял, растерянно осматривая местность, и, разочаровавшись в натуре, решил приехать ещё раз – вечером…
У дома его ждала местная почтальонка тётя Люба, только что выскочившая из его же ограды. Говорливая почтальонка заулыбалась навстречу:
– Уже, думала, пойду. Ящика нет у тебя, и приходится вот так мучиться. Раньше-то они у всех были. Не письма, так газеты обязательно выписывал народ, и читал. Сейчас нет того – телевизор всё, радио… Только я всё одно, если приходится, почту в руки получателю отдаю. Отвыкли люди от бумажных новостей: сунешь газету, а может, письмо в ящик или между штакетин в заборе заткнёшь, и, считай, выбросил. Хозяин даже не заметит. А раньше каждый вечер обязательно почту проверяли, ждали! – она, разговаривая, нашла в худой сумке письмо и, отдав его Вовке, быстро пошла вдоль заборов, до следующего счастливого адресата.
Парень, удивлённо перепроверив адрес, привалил мотоцикл к забору и, не снимая с шеи ремня от запакованного самодельного мольберта, стал читать казённый напечатанный текст:
«Здравствуйте, Владимир (отчество Вы не сообщили). Жюри нашего конкурса, состоящее из… – Вовка быстро перескочил глазами чужие ему имена и регалии членов жюри, – ознакомилось с Вашей работой и единодушно отметило: Ваша работа стилистически и художественно не соответствует заданным условиям. В связи с вышеуказанным, работа в конкурсе представлена не будет. По возврату произведения звоните по телефону…»
Вовка, не дочитав до конца, сел на крыльцо. Немного посидел отстранённо, вздохнув, снова развернул листки. И только перечитав письмо ещё раз, а затем уже внимательно в третий, он уяснил: одна из его работ оказалась на конкурсе, и ему сообщают, что его картина не имеет художественной ценности.
Парень, посидев немного, бросил на ступеньку письмо, снял мольберт и, повесив его на привычное место, зашёл в дом.
Не испытываемая раньше обида или, скорее, чувство, похожее на стыд, защемило душу, а вслед за этим – отчаянный, до боли в скулах, протест: «Да что они там увидели, если так говорят… и главное, как увидели? Я же никуда не посылал, зачем мне?..»
Вовка, не разуваясь, проскочил в спальню, где хранились, уже готовые к жизни, как он сам считал, его картины, в самодельных штакетных рамках. Ещё раз оглядев расставленные на полу вдоль стен «художества», неожиданно для себя открыл окно и стал выбрасывать всё в палисадник. Картины игриво планировали и падали на сухую серую траву цветными пятнами, словно карнавальными лампочками оживляя осенний огород.
Он, ничего этого не замечая, схватил уже кисточки, собранные вверх хвостами в банке, и, вытряхнув их за подоконник, захлопнул окно.
– А ну и не надо, если не хотите! Мне суеты меньше и хлопот. И пыли… – парень облегчённо вздохнул, осмотрел враз опустевшую комнату и, уже не сдерживая себя, упав лицом на кровать, затих.
***
…Дед будил Вовку осторожно, стараясь не растревожить спящую с ним в комнате сестру. Пятилетний внук вчера слёзно просился с ним на рыбалку, увлечённый дедовым рассказом об утренних карасях. И даже то, что встать нужно до зари, ещё по темноте, внука не пугало.
– Я одёжу с вечера соберу, ты меня немного ткни, я быстро встану, как солдат, – малец неотступно ходил за стариком, – удочку мне папка уже давно приготовил, а червяков сейчас накопаю в огороде!
Утром, на удивление деда, мальчишка проснулся быстро, и уже через несколько минут они, взявшись за руки, шли в сторону пахнущего тиной и прохладой озера.
Старый рыбак ловко размотал леску и, наживив крючки, забросил в воду. Затем, подстелил свёрнутую овечью шкуру на прилаженную в берег дощатую лавочку и они уселись напротив торчащих штырьками из воды поплавков.
– Сиди тихо, карась с солнцем придёт.
И Вовка смотрел слезящимися от сна глазами на чёрное в темноте гусиное перо.