Дуэль без правил. Две стороны невидимого фронта

Одной из тем, которая часто всплывала в разговорах или даже в писаниях Троцкого, было обвинение в том, что “старикам” нельзя доверять и что следует полагаться на молодежь. В своей второй статье о капитуляции Раковского, написанной 27 марта 1934 года, он заявил: “Пусть шестидесятилетнего бойца заменят тремя двадцатилетними!” Однажды за обедом, кажется, в июне 1939 года, он начал пересчитывать по пальцам всех “старых”, которые покинули нас. Мы отбросили несколько имен, одно за другим: Трейнт, Раковский, Ван Оверстратен. Тогда я предложил довольно застенчиво, потому что не знал, как он отреагирует: “Росмер?” Он разогнул еще один палец и воскликнул: “Росмер!”

Альфред и Маргарита Росмер прибыли из Франции 8 августа 1939 года, привезя с собой Сиву. Это была первая встреча с 1929 года в Принкипо. Политический разрыв между Троцким и Росмером произошел в 1930 году, когда первый решил поддержать Раймона Молинье. За все время пребывания Троцкого и Натальи во Франции, с 1933 по 1935 год, между ними и Росмерами не было никаких контактов. И все же теперь Росмеры были тепло приняты. Они поселились в доме в Койоакане и ели вместе с нами. В беседе Троцкий и Росмер обсуждали политику, но в общих чертах. Существовала довольно четкая грань, которую они никогда не пересекали. Прошлое не упоминалось, и дела французской троцкистской группы не обсуждались.

Я помню один случай, который произошел в конце августа. Троцкий задумал создать специальный комитет Четвертого Интернационала, который носил бы почетный характер и состоял бы из хорошо известных лиц, даже если эти лица находились на периферии официальных троцкистских групп. Троцкий упомянул Чэнь Ту-Сю как возможного члена этого комитета. Он был известным китайским коммунистом, который стал троцкистом, но оставался довольно в стороне от фракционной борьбы, которая разделяла различные китайские троцкистские группы. Проект остался расплывчатым, и я не уверен, что о нем сохранились письменные следы. Однажды днем, после того как Троцкий вызвал меня в свой кабинет, чтобы рассказать о своем плане создания комитета, он добавил: “Не могли бы вы спросить Росмера, не хотел бы он стать членом комитета?” Я был удивлен этим вопросом, который на самом деле был экстраординарным. Троцкий и Росмер виделись по нескольку раз в день, так что в третьем человеке не было необходимости. Они также принадлежали к одному поколению и имели общее прошлое, которое уходило далеко в прошлое, в то время как я принадлежал к другому поколению. Более того, Росмер не мог не понимать, что вопрос, исходящий от меня, был задан по просьбе Троцкого, и Троцкий, должно быть, знал, что Росмер это поймет. В конце концов я поговорил с Росмером о плане создания комитета, и он согласился стать его членом, хотя и не проявлял особого энтузиазма. Весь проект сошел на нет.

* * *

В сентябре 1939 года была объявлена война. Вместе с Троцким я услышал по радиоприемнику новость о первом торпедировании британского корабля немецкой подводной лодкой. Это было похоже на дежавю. Затем началась “странная война”. Я почувствовал в Троцком усталость от повторения катастрофы, которую он видел в 1914 году, но также и веру в то, что через несколько лет война приведет к социалистической революции.

В октябре имя Альберта Эйнштейна всплыло в разговоре между мной и Троцким, в котором Троцкий заметил: “По сути, он математик”. Это, конечно, было неверно, поскольку склад ума Эйнштейна был полностью складом ума физика. Какие бы математические инструменты ему ни были нужны, он брал уже разработанные из работ математиков. Замечание Троцкого было отголоском дискуссий, которые происходили в России около 1922 года, когда была предпринята попытка показать, что теории Эйнштейна никоим образом не представляют угрозы марксистскому материализму, потому что они каким-то образом были всего лишь математическими фикциями.

В октябре было принято решение о моем отъезде в Соединенные Штаты. Я столько лет прожил в тени Троцкого, что мне нужно было какое-то время побыть одному. Предполагалось, что я проведу несколько месяцев в Соединенных Штатах. А там видно будет.

Я покинул дом в Койоакане ранним утром 5 ноября. Накануне вечером у меня состоялся мой последний разговор с Троцким. Мы говорили о ситуации в американской троцкистской группе, которая переживала серьезный кризис. Группа была разделена на большинство, сосредоточенное вокруг Кэннона, и меньшинство, возглавляемое Шахтманом и Бернхемом. Троцкий опасался, что Кэннон, с которым он был политически связан, будет стремиться заменить обсуждение политических разногласий организационными мерами, тем самым ускоряя изгнание меньшинства.