Дуэль четырех. Грибоедов

   — Без сомнения, пределы России не идут далее Кубани и Терека, которые служат ей так же естественным укреплением, как горные кручи служат естественным укреплением Дагестану, Чечне, Кабарде. Эту линию надеюсь должным образом укрепить, так сказать, против азиатской жестокости плодами европейской науки. Естественной крепости противопоставим рукотворные крепости. Ныне чеченцы отодвинуты от среднего течения Терека за реку Сунжу, где предоставляю им пребывать в своей варварской независимости, если оставят в покое мои гарнизоны. Здесь заведены укрепления Преградный стан и Нарзановское, а теперь крепость Грозная, которую прочной цепью укреплений соединим с Владикавказом — нашим сторожем при начале Военно-Грузинской дороги. Далее на восток пока что дорога чеченцам открыта, напротив аула Андреевского — главного рынка торговли рабами, поставим крепость Внезапную и замкнём ею путь в Дагестан, а затем возведём другую цепь укреплений до Грозной, таким образом оставим чеченцам одну возможность беспрепятственно резать друг друга, если того пожелают. На западе дорогу от Моздока придётся оставить, она слишком опасна, а Моздок устроился в местности, смертельной своими болезнями. От Екатеринодара проложим новую дорогу, которая с севера прикроется Тереком, а с юга прикроем её, возведя ещё одну прочную цепь укреплений. Наша рукотворная крепость сделает набеги горных племён безуспешными: клока шерсти с паршивой овцы не возьмут. Если же воинственность первобытная, несмотря на доводы разума, поднимется в набег, отразим гарнизонами укреплений и вольными отрядами казачьих станиц, рассеем в преследовании, настигнем в аулах и там истребим. Каково?

С жадностью следил он за ходом его обдуманных рассуждений и в тот же миг подтвердил:

   — В самом деле, мысль европейская.

Алексей Петрович вновь отворотился от карты и, хитро сверкнувши глазами, спросил:

   — А вот угадай, кому первому пришла у нас в голову эта замечательно европейская мысль — отгородиться от диких племён умело расставленной стеной укреплений?

Он терялся в догадках и ответил шутя:

   — Полагаю, что вам.

Алексей Петрович явным образом остался доволен и поспешил щегольнуть обширностью своих исторических сведений:

   — Как бы не так! Царю Иоанну, который в писаной нашей истории ославлен как мрачный злодей.

К ним неприметно приставший, молча слушавший Муравьёв, недовольный, нахмуренный, со сдвинутыми бровями — живое изображенье завистника из драмы Шекспира, — тут не удержался ему возразить:

   — Он и есть самый мрачный, самый кровавый злодей!

Алексей Петрович взглянул на него хладнокровно, ответил спокойно, точно сам с собой рассуждал:

   — У тебя все монархи злодеи и праведники все президенты, каких я нигде не видал. А вот грозный царь Иоанн первым у нас шагнул за Оку и отгородился от татарских набегов правильно поставленной чередой укреплений, от самой Волги до левых притоков Днепра, что позволило привольному русскому племени мирно осваивать опустошённые набегами заокские земли. Его мысль меня вдохновила.

Мысль о грозном царе Иоанне, противная чувствительным обличеньям Карамзина, была интересна, нова, её надлежало веско обдумать, пока же не терпелось знать все стороны столь обширного замысла генерала, и Александр подхватил:

   — Положим, привольное русское племя станет мирно осваивать новые земли, нынче не обжитые, не знающие плуга и семени, под покровом вами задуманных укреплений и вступать в сожительство мирное с народами, ему чуждыми по обычаям, формам жизни и религиозным обрядам.

Алексей Петрович с любопытством взглянул на него:

   — Так что?

Он с удовольствием поворотил к началу их случайно затлевшего, неторопливого спора:

   — А то, что от защиты пределов России вам непременно придётся перейти к управлению перешедшими под вашу руку народами, чуждыми нам.

Алексей Петрович склонил голову несколько вбок, пошевелил пальцами, отозвался:

   — Здравая мысль.

Александр выпрямился, с твёрдым убеждением напомнил известную истину:

   — Управление истинное есть управление, которое согласно с законами.

Алексей Петрович тотчас с ним согласился:

   — Как наши войска вдвинулись в Грузию для-ради решительной её безопасности, суды улучшаются, доходы с земли приходят в большую степень определённости. Прежде хотя бы отчасти благоустроенное правление имелось в одном ханстве Шекинском, то есть с определением доходов и пошлин; во всех прочих землях царил вполне тлетворный дух беззакония, на месте которого вводится теперь постепенно наш образ правления, всё-таки европейского, как мы ни желаем его улучшения при действии законов грузинских, составленных царём Вахтангом Шестым.

Александр уже волновался и голос противувольно возвысил:

   — Однако чиновники русские не владеют нисколько местным наречием и владеть не хотят, а потому не имеют возможности следовать Вахтангову кодексу. Было бы великодушно и мудро перевести его на русский язык.

Алексей Петрович согласился без тени сомнения:

   — Надлежит исполнить без долгого ящика.